Вот идет цивилизация

А возьмем великого афроамериканского государственного деятеля и литератора, Уильяма Эдуарда Дюбуа. В 1900-м году большинство белых американцев описало бы его как порочного смутьяна, едва ли не революционера. А столетие спустя его считают мужественным, дальновидным лидером. Сидящий Бык? Виктория Вудхолл? Будучи подростком, я читал о них как об ужасающих или комических фигурах. Сегодня я рассматриваю их совсем иначе.

По мере того как одна эра сменяется другой, метаморфозы, происходящие в человеческом мировоззрении, очаровывали меня и привели к идее «Убежища!». А также подтолкнули меня к созданию термина «временной провинциализм», использованный в моей первой антологии «Дети волшебства», вышедшей в 1953 году.

Но «Убежища!» имеет более конкретный акцент. Это похоже на государственную службу путешествий во времени, но на самом деле касается истории. Я считаю, что вся хорошая НФ, начиная с Герберта Уэллса и Олдоса Хаксли до Клиффа Саймака, Конни Уиллис и Брайана Олдисса, так или иначе касается истории – прошлой истории, будущей или альтернативной, – даже если речь идет о развитии технологий, о теологических вопросах или управлении информацией.

Иначе говоря, научное в словосочетании «научная фантастика» – это как раз история. Ничего другого.

Написан в 1956 г., опубликован в 1957 г.

Я, снова я и еще раз я

– А вам не кажется, что вы могли бы все же оторваться от этого комикса и хоть немного послушать, что вам скажут перед величайшим приключением в истории человечества? В конце концов, рисковать-то вы будете своей макаронной шеей. – Раздражение прямо-таки переполняло профессора Раддла до самых жидких седых волос.

Маккарти покатал во рту комок жевательного табака и сжал губы, потом задумчиво уставился на эмалированную раковину в пятнадцати футах от огромного прозрачного ящика, обмотанного проводами, над которым трудился профессор. Неожиданно из его рта вырвалась длинная коричневая струя и звонко ударилась о бронзовый кран над раковиной.

Профессор подскочил. Маккарти улыбнулся.

– Меня кличут не Макаронная Шея, – заметил он, протяжно выговаривая слова. – Моя кликуха – Гусиная Шея. И ваще меня знают и уважают в каждой американской тюряге, даже здесь, в Северной Каролине. «Маккарти Гусиная Шея, десять дней за бродяжничество» – это будет правильно. Или еще: «Маккарти Гусиная Шея, двадцать дней за пьянство и хулиганство» – это тоже правильно. Но Макаронной Шеей меня не обзывали никогда. – Он помолчал, вздохнул, и кран над раковиной снова звякнул. – Слухай, папаша, я ж тебя чего просил? Чашку кофе да пожевать, может, чего. А с ентой машиной времени ты сам ко мне прицепился.

– Неужели для вас ничего не значит, что скоро вы окажетесь на сто десять миллионов лет в прошлом – в те времена, когда не существовало даже предков человека?

– Не-а. Мне по фигу.

Бывший глава физического факультета Бриндлхэмского бизнес-колледжа с отвращением скривился и уставился сквозь толстые линзы очков на жилистого бродягу с обветренной физиономией, которому он оказался вынужден доверить труд всей своей жизни. Его голова, словно высеченная из гранита, сидела на поразительно длинной и тощей шее; из худого тела торчали длиннющие руки и ноги, а одежда ограничивалась выцветшим свитером цвета хаки с облегающим воротником, заплатанными коричневыми вельветовыми штанами и потрепанными, некогда крепкими башмаками. Профессор вздохнул:

– От вас зависит судьба человеческих знаний и прогресса! Когда вы два дня назад поднялись на гору к моей хижине, вы были усталым и голодным. У вас не было даже медяка в кармане…

– Медяк был. Да токо в кармане оказалась дырка. Так что он где-то здесь в комнате и валяется, медяк-то.

– Ну ладно, ладно. Медяк у вас был. Я вас впустил, накормил сытным горячим завтраком и предложил заплатить сто долларов за то, чтобы вы отправились на моей машине времени в ее первое путешествие. Неужели вам не кажется…

Дзинь! На сей раз это оказался кран для горячей воды.

– …что взамен, – голос коротышки физика поднялся почти до истеричной визгливости, – что взамен вы могли бы обратить хотя бы минимум внимания на факты, которые я пытаюсь в вас вдолбить, чтобы эксперимент завершился успешно? Вы вообще представляете, какие фантастические искажения потока времени может вызвать даже один ваш небрежный поступок?

Маккарти неожиданно поднялся, и журнал комиксов с яркими цветными картинками шлепнулся на пол в мешанину катушек с проводами, измерительных приборов и исписанных формулами бумажек. Он шагнул к профессору, над которым возвышался как минимум на целый фут, и его наниматель нервно стиснул гаечный ключ.

– Послухай, мистер профессор Раддл, – поинтересовался он с мягкой настойчивостью, – ежели ты думаешь, будто я мало знаю, так чо тогда не едешь сам, а?

Коротышка умиротворяюще улыбнулся:

– Ладно, ладно, не надо снова упрямиться, Макаронная Шея…

– Гусиная Шея. Маккарти Гусиная Шея.