Вот идет цивилизация

Теперь он мог расслабиться. Физическое испытание было закончено. Потом будет еще одно, позднее, когда он успешно совершит свою Кражу, но оно будет входить в величественную церемонию посвящения и его будут осуществлять мужчины. А тогда, он знал, что сможет преодолеть его чуть ли не играючи.

А пока испытание было позади. И это – немало. Непроизвольно он весь покрылся потом, который начал стекать по кровоточащим ранам, оставленным Сарой, вызывая зверскую боль. Он чувствовал, что по его спине текут целые ручьи, но не дал себе расслабиться, заставляя свое сознание быть настороже.

– Больно? – поинтересовалась старая Рита-Летописица. На ее сорокалетнем лице играла соболезнующая улыбка, но Эрик знал, что доверять ей нельзя. Женщина в таком возрасте уже ни к кому не могла испытывать жалости; слишком много страдания и горя перенесла она сама, чтобы ее могли тревожить беды окружающих.

– Немножко, – ответил он. – Не очень.

– А знаешь ли ты, что Чудовища причинят тебе куда более сильную боль, если им удастся поймать тебя во время Кражи? Они сделают с тобой такое, на что не способны даже все мы вместе.

– Я знаю. Но Кража важнее того, чем я рискую. Нет ничего важнее для человека, чем Кража.

Рита-Летописица кивнула.

– Потому что ты крадешь во имя существования Человечества. Ты крадешь вещи, из которых Женское Сообщество сможет приготовить пищу, одежду и оружие для Человечества, чтобы оно могло жить и процветать.

Он понял, к чему она клонит.

– Нет, – возразил Эрик. – Мы крадем не поэтому. Мы живем благодаря кражам, но крадем мы не для того, чтобы просто продолжать существование.

– А для чего? – невинно поинтересовалась она, словно не ей лучше всех остальных в племени был известен ответ. – Для чего мы крадем? Что может быть важнее выживания?

Вот оно. Дальше шел катехизис.

– «Отомстить Чудовищам, – начал он. – Изгнать их с нашей планеты, если удастся. Вернуть Землю Человечеству, если удастся. Но превыше всего – отомстить им…»

Он следовал многословному ритуалу, делая паузу в конце каждой части катехизиса, чтобы Летописица могла задать нужный вопрос, спровоцировав его на очередной ответ.

Один раз она попыталась поймать его, изменив порядок пятого и шестого вопросов. Вместо того чтобы спросить: «Как мы поступим с Чудовищами, когда отвоюем у них Землю?» – она задала вопрос: «Почему мы не можем использовать Чуждую Науку Чудовищ для борьбы с ними?»

По привычке Эрик начал: «Мы будем содержать их, как содержали наши предки экзотических животных, в месте под названием зоопарк, или загоним их в наши норы и принудим их вести такую жизнь, какую вели мы», прежде чем догадался о перестановке и в смущении умолк. Но затем он снова взял себя в руки, спокойно отыскал в памяти правильный ответ, как учили жены его дяди, и начал сызнова.

– «Есть три причины, по которым мы не можем использовать Чуждую Науку, – принялся декламировать Эрик, подняв руку со сложенными мизинцем и большим пальцем. – Чуждая Наука является нечеловеческой, противочеловеческой и античеловеческой. Во-первых, поскольку она не человеческая, – он согнул указательный палец, – мы не можем пользоваться ею, ибо мы не в состоянии ее понять. Так как она противочеловеческая, даже если мы узнаем ее, то не захотим использовать ее. И раз она античеловеческая и может быть использована лишь для нанесения вреда Человечеству, мы не сможем ею пользоваться до тех пор, пока сами остаемся людьми. Чуждая Наука во всех смыслах противоположна Науке Предков: в то время как первая отвратительна – вторая прекрасна, первая вредна – вторая полезна. И после смерти Чуждая Наука перенесет нас не в мир наших предков, но в другой мир – полный Чудовищ».

В целом все шло прекрасно, если не считать западни, в которую он едва не угодил. Но Эрик никак не мог забыть о разговоре со своим дядей, и в то время, как язык его произносил знакомые слова и выражения, рассудок продолжал недоумевать, каким образом согласуется то и другое. Его дядя оказался приверженцем Чуждой Науки, и, если верить ему, родители Эрика тоже ее исповедовали. Сделала ли она их нелюдями?

Эрик хорошо знал, что от него требует долг: в этот самый момент он обязан был бы рассказать Человечеству о страшной тайне своего дяди.

Но все это представлялось слишком сложным для него – человека с таким незначительным жизненным опытом.

Когда Эрик завершил произнесение многословного катехизиса, Рита-Летописица сказала:

– Это то, что ты говоришь о Науке Наших Предков. Теперь посмотрим, что говорит Наука Наших Предков о тебе.

Она сделала знак рукой, не поворачиваясь, и две девушки-послушницы вытащили огромный кинопроектор, являвшийся средоточием религиозной жизни племени. Скромно и в то же время ободряюще улыбаясь Эрику-Одиночке, они отступили назад.

Он знал, что эти улыбки значат не больше, чем простое пожелание удачи, но и это говорило о многом. Это означало, что он находится гораздо ближе к тому, чтобы стать полноправным членом общества, чем они. Это означало, что, с точки зрения непредвзятых и незаинтересованных наблюдателей, его испытание действительно проходит успешно.