- Пошли на улку! – завопил разгорячённый Диджей и первым заспешил, не одеваясь, а за ним бросились и остальные. Там сцепились руками и закружились в языческом хороводе вокруг ёлочного божества, выкрикивая невпопад и перевирая забытые слова новогоднего гимна: «В лесу родилась ёлочка…». Пришлось вести мелодию Ивану Всеволодовичу, да и тот помнил только несколько первых куплетов, но их хватило, чтобы ощутить дружескую сплочённость и радость от общения. Потом гоняли чаи с конфетами, да так, что печурка не справлялась с вытяжкой никотиновой отравы, и пришлось в конце концов открыть дверь. Истошно орал транзистор, шумели картёжники, громко смеялись нехитрым шуткам трепачи, а Иван Всеволодович вдруг затосковал и ушёл, никем не замеченный, по-английски, восвояси.
Растопил печь и улёгся на лежанку, подложив руки под голову. Ему, похоже, в новом году никаких новых встреч не светит – ни с хорошей женщиной, ни с новыми друзьями, ни с родителями, и вообще не предвидится ничего нового: зимовка на канавах, летняя съёмка на северном листе, осенняя нервозная подчистка летних огрехов и предзимняя инвентаризация и обработка собранных материалов, - вот и всё, всё как обычно. Да и здесь, на Травиловке, нахрапом ничего не удастся получить. Очевидно, придётся сочинять проект и настраиваться на длительные поиски и оценку, и будет этим заниматься, вероятнее всего, кто-то другой. Рудопроявление есть, но какое? Название – отталкивающее, а от него многое зависит. Он назовёт его Марьиным, надеясь, что мужики не будут против. Интересно, вспомнила Мария Сергеевна о нём в канун нового года хотя бы раз? Безусловно вспомнила. Но как? Со снисходительной усмешкой, или равнодушно, или… нет, третье «или» исключено! Но почему? Что ей мешает? Женский максимализм, подразумевающий всегда и во всём или всё, или ничего? Ладно, будем надеяться, что мил, но не нужен, и на том спасибо. Что же всё-таки делать с Марьиным? Отступиться? Спрашивать Романова и тем самым расписаться в несостоятельности? Не хочется. Как она тогда о нём подумает? Надо, однако, не размётываясь в сомнениях, делать своё маленькое дело и, значит, покопаться в чужом огороде, убедиться, что там пусто, и уж тогда поднять лапки вверх. Только так!
Новогоднее утро родилось ненастным, подстать перспективам. Было сравнительно тепло, откуда-то набежал густой туман и сыпал мелкий льдистый снег, больно секущий открытую кожу лица и рук. Иван Всеволодович зябко поёжился, прижав руки к груди, и заторопился натаскать в оба зимовья дров и воды в чайники из незамерзающего ручья. Затопил обе печурки, не опасаясь разбудить засонь, которые дремали, затаившись в застёгнутых наглухо спальных мешках и храня скопленное за ночь тепло. Разжёг и большую печь в напрочь застывшей кухне, поставив варить гречку с тушёнкой в большой ведёрной кастрюле. Потом умылся снегом и в ожидании чая попытался наметить план действий на день. Бичи будут отдыхать, а он, пожалуй, начнёт, не откладывая и не поддаваясь сомнениям, осуществлять свою задумку. И потому, напившись крепкого чая с хлебом и сиротским ломтиком сала, не дожидаясь каши, предупредив поднявшегося Николая, что до полудня уйдёт на канавы, оделся в ватный «мундир» и выходные валенки, подпоясался широким солдатским ремнём с медной пряжкой, которым очень дорожил, засунул за него сзади топор, прихватил широкую совковую лопату и двинул торить тропу, изрядно засыпанную снегом.