Вот пришел папаша Зю…

– Так там крыша течёт, – сказала старушка Ниловна. – На прошлой неделе, когда ливень был, всю квартиру тазиками уставили. Спали под зонтиками.

– У тя самой, мать, крыша не текёт? – сострил Софокл.

Женщины фыркнули и глянули на Ниловну. Та долбанула Софокла ложкой по лбу, от чего тот только поёжился. Ниловна давно научилась защищать себя сама: она жила одна. Её единственный сын Павел сидел в тюрьме за наркотики.

Тут на кухню влетели Чук и Гек Серёгины. Отец их давно бросил, женившись на другой. Но мать говорила сыновьям, что он погиб в геологоразведывательной экспедиции у Синих Гор. Увидев столпотворение, Чук и Гек активно поработали локтями и протиснулись к окну.

– Ух ты, клёво! Крутняк, блин! Секи: фирма! – восторженно говорил Чук Геку, а может, Гек Чуку, увидев, как из подкатившего такси выходят «упакованные» и ухоженные мужчины и женщины. Такие в их 3-ий Социалистический тупик заходили редко.

– Будьте добры, – обратилась к соседям Ирина, одна из двух проживающих в квартире сестёр, – если вам нетрудно, прикройте, пожалуйста, форточку: от этих выхлопных газов можно задохнуться.

– Ах, у меня уже голова разболелась, – потёрла виски Ольга.

– Футы-нуты, ножки гнуты, какие мы нежные, – снисходительно посмотрела на сестриц-идиоток Харита Игнатьевна, дамочка постбальзаковского возраста, с неизменной сигаретой во рту и всегда одетая в импортные шмотки (правда, не новые). Жильцы за глаза называли её «мадам».

Своих трёх дочерей Харита Игнатьевна нажила от разных мужей, но в данный момент вдовствовала. Её старшую дочь зарезал муж-чеченец. Вторая вышла замуж за иностранца, но тот оказался вовсе не «принцем», а каким-то забулдыгой, и дочь стеснялась писать. Младшая Лариса была интердевочкой. Она сколотила себе некоторое состояние, иногда навещала мать, принося ей продукты и вещи.

– Вы, голубушки, в коммунальной квартире живёте, – напомнила сёстрам Серёгина. – И должны подчиняться мнению большинства, прошу не забывать!

– Мы постоянно об этом помним, – тяжело вздохнула Ирина.

– Не заводись, Ирина, умоляю тебя, – страдальчески воззрилась на сестру Ольга. – Ты же видишь, они нас презирают.

Сёстры скорбно замолкли, продолжая с достоинством варить вегетарианский суп.

Серёгина, указав глазами на сестёр, покрутила пальцем у виска. Остальные соседи с ней дружно согласились и продолжили свои наблюдения за мебельным фургоном.

– Уж не к нам ли это новые жильцы в свободные комнаты? – вдруг предположила Харита Игнатьевна.

На неё с ужасом обернулись.

– Типун на язык! – искренне пожелала ей Ниловна.

Тут входная дверь с грохотом открылась и по коммунальному коридору послышались шаги многих ног. Жильцы 51-ой квартиры дружно высыпали в коридор, чтобы не пропустить события. А события развивались так.

По длинному коридору шествовала внушительная делегация во главе с «дамочкой из исполкома», как её тут же окрестили жильцы. «Дамочкой» оказалась Валентина Ивановна Матевенко, после воцарения Зюзюкина вновь нашедшая себе местечко в исполкоме. За «дамочкой» понуро шагал Борис Николаевич с семейством: Наиной Иосифовной, Татьяной, её мужем Лёшей и детьми – старшим Борисом и младшим Глебом. Глебушке было всего пять лет, и Татьяна вела его за руку.

Елене, старшей дочери Бориса Николаевича, с мужем и двумя девочками, выделили комнату в другой коммунальной квартире, а Татьяна решительно заявила: «Папу я не оставлю!»

Сначала Борису Николаевичу с Наиной Иосифовной выделили было восемнадцатиметровую комнату в этой же квартире, но, учитывая благородное желание младшей дочери, комнату им дали соседнюю, пятидесятичетырехметровую. Тут крылся тонкий расчёт: по восстановленным советским законодательствам норма на человека составляла девять квадратных метров. Если площадь была меньшей, жилец имел право становиться на очередь по улучшению жилищных условий. По счастливой случайности, в квартире в 3-ем Социалистическом тупике как раз оказалась свободной пятидесятичерехметровая комната.

Валентина Ивановна искусно провела делегацию по заставленному шкафами и всевозможным хламом коридору – как опытный лоцман судно между рифами – и столкнулась с не менее многочисленной толпой жильцов, любопытно взирающих на прибывших.

– Ордер на комнату! – подняла Валентина Ивановна над собой документ, как парламентёр белый флаг, понимая, что без него их не пустили бы даже на порог квартиры.

– Это к Вовчику, – глубокомысленно изрёк Софокл, куда-то юркнул, поскребся и зашептал в приоткрывшуюся дверь.

Через несколько минут к делегации вышел местный пахан Вовчик Железо в майке, заправленной кое-где в брюки.

– У нас ордер на комнату! – объявила ему Валентина Ивановна, потрясая своим стягом.

Вовчик Железо окинул оценивающим взглядом «дамочку», не спеша взял протянутый ему ордер и стал внимательно его изучать.