Вот пришел папаша Зю…

– Я так думаю, Геннадий Андреевич, что результат будет положительным. Самым, что ни на есть положительным. Я думаю, тут сомнений ни у кого быть не может. Это очевидно. Вот так. – После кратковременной паузы Гробачёв продолжил: – И еще, что я хочу сказать. Я так полагаю, Геннадий Андреевич, что вы должны прикрепить меня к какому-нибудь распределителю. Раиса Максимовна не может ходить за продуктами и стоять в очередях. К тому же, говорят, из магазинов опять всё исчезло. Я так полагаю, что как ветеран партии я имею право получать партийный паёк.

«А Гардай сказал, что магазины завалены импортной продукцией, – вспомнил Зюзюкин. – Что ж, Егор всегда был кабинетным учёным, и магазины видит только из окошка».

И ещё Геннадий Андреевич подумал, что будь он Львом, он бы как стукнул кулаком по столу и как заорал бы: «Вон! Вон отсюда разрушитель, путаник и приспособленец! Президент-резидент! Как мы устали от вашей бесконечной говорильни! Ещё паёк себе требует!»

Но Геннадий Андреевич был Рак. Он подумал, что если бы не этот человек, сидящий сейчас перед ним и требующий партийного пайка, то ему, Зюзюкину, конечно, никогда бы не вознестись так высоко, никогда бы не стать президентом России. Неисповедимы пути Господни. Своей карьерой он косвенно обязан этому человеку и отказать совсем он ему не может. И Геннадий Андреевич сжалился.

– Конечно, Михаил Сергеевич, ваши заслуги перед страной переоценить невозможно, – сказал он. – Вот вам записка. По ней вам выдадут талоны на продукты питания. Каждый месяц по месту жительства вы будете получать продуктовый набор. Ну, а к праздникам – 7 Ноября, Новым годом и Девятого мая – хорошие ветеранские наборы с бутылкой шампанского.

Когда за Гробачёвым закрылась дверь, Зюзюкин взял в руки пурпурную папочку и невольно ею залюбовался: в доперестроечные времена такие выдавались каждому делегату партийных съездов. Сейчас это уже раритет. Геннадий Андреевич вынул из раритетной папки мелко исписанную пачку листов, папку сунул себе в портфель, а листки положил в нижний ящик стола.

Михаил Сергеевич долго искал адрес, который ему сообщили в приёмной Зюзюкина, когда он получал талоны на продукты. Наконец, уже совсем к вечеру, на задворках овощного магазина, возле сложенных пустых ящиков из-под моркови он обнаружил небольшую дверь, оббитую железом.

«Маленькая железная дверь в стене», – вспомнил Михаил Сергеевич название чьего-то романа.

О чём был роман, он совершенно не помнил, – но вроде бы не о льготных наборах. Возле железной двери стояло человек восемь ветеранов с авоськами. Простояв всего сорок минут, Михаил Сергеевич получил два килограмма гречки, две банки сгущённого молока, пачку цейлонского чаю, банку растворимого кофе, шпроты, палку копчёной колбасы и бульонные кубики. У него не было с собой пакета, и полученные продукты пришлось рассовать по карманам пиджака.

Так, с оттопыренными и отвисшими карманами, но очень счастливый, Михаил Сергеевич вернулся к Раисе Максимовне.

Сонька Московская и Sонька Сибирская

Татьяна, как обещала сестре и матери, взялась заинтересовывать отца. Конечно, это могла быть только идея возвращения в девяносто восьмой год. Все, находившиеся в их команде в тот уже далёкий день двадцать пятого августа девяносто восьмого года, узнав, что SОНЬКА очень повреждена, захандрили, а иные просто пришли в отчаяние.

Но самым неприятным было то, что куда-то исчез Гений Безмозглый. Татьяна пыталась созвониться со своими «собратьями по временным перемещениям», но с этим переселением по коммунальным квартирам о машине не то, чтобы забыли, но было не до неё. Наконец, Татьяна вышла на Валентина Юнашева. Тот был занят поисками работы: нужно было как-то кормить семью. Первый вопрос Татьяны был: «Где машина?»