Вот так мы теперь живем

– Прощайте, Мари. Я всегда буду вас помнить.

И они расстались.

Затем лорд Ниддердейл отправился в Сити, где сумел найти и мистера Смита, и герра Кролла. К тому времени, как он добрался до Эбчерч-лейн, новость о смерти Мельмотта уже распространилась, а о его обстоятельствах сделалось известно (или якобы известно) более, нежели молодой лорд слышал раньше. Подкосило Мельмотта, по словам герра Кролла, бегство Когенлупа – оно и падение акций Южной Центрально-Тихоокеанской и Мексиканской железной дороги, вызванное распространившимися по Сити слухами касательно Пикерингского имения. Если бы он не связался с Пикерингом, считали на Эбчерч-лейн, не принимал императора и не баллотировался от Вестминстера, то к концу осени мог бы проделать это все без всякой для себя опасности благодаря деньгам от железной дороги. Однако он довел до того, что нехватка сравнительно небольших наличных сумм поставила его под удар, и, силясь выкрутиться, совершал все более рискованные шаги, пока не увяз окончательно и бесповоротно. Что до его смерти, она Кролла ничуть не удивила. Именно этого, сказал Кролл, он ждал от Мельмотта, если тот не справится с неприятностями.

– И третьего дня он сделаль одну маленькую неосторожную вещь, – сказал Кролл. – Отшень плохую, отшень.

Ниддердейл покачал головой и больше ничего не спрашивал. Кролл имел в виду подделку своей подписи, но распространяться дальше не стал. Затем Кролл сообщил лорду Ниддердейлу еще кое-что, думаю, чисто по доброте душевной.

– Милорд, – очень торжественно зашептал он, – деньги молодой леди есть все ее собственные.

И он трижды кивнул.

– Никто не мошет их тронуть, даше если он оставил миллионные долги.

И снова кивнул.

– Очень рад это слышать ради нее, – сказал лорд Ниддердейл и откланялся.

Глава LXXXVII. В Карбери

После встречи с родственницами на Уэльбек-стрит Роджер Карбери вернулся в Суффолк очень недовольный собой. Естественно, его удручали обстоятельства в целом. То, что было его единственной целью в жизни, стало еще недостижимей. Если бы Гетта Карбери узнала о помолвке Пола с миссис Хартл до того, как призналась ему в любви – чтобы ее сердце отвратилось от него прежде, чем она сделала свое признание, – тогда, думал Роджер, она, возможно, наконец бы его послушала. Пусть бы она любила другого, она похоронила бы эту любовь в своей груди. Однако про миссис Хартл ей рассказали самым неблагоприятным для него образом. Гетта не слышала даже имени миссис Хартл до того, как открыла свое сердце и объявила близким, что любит человека, который настолько ее недостоин. Чем больше Роджер об этом думал, тем сильнее злился на Пола Монтегю и тем сильнее уверял себя, что тот причинил ему зло, которое он никогда не простит.

Тем не менее печалило его и другое. Хотя Роджер без устали клялся себе, что никогда не простит Пола Монтегю, сейчас он чувствовал, что молодому человеку причинили зло и это отчасти его вина. Он отказался сообщить Гетте хоть что-либо о миссис Хартл, не считая для себя возможным раскрывать тайны, доверенные ему бывшим другом. Однако никто лучше его не знал, что внимание, оказанное Полом американке, происходило не от любви, а от убеждения Пола, что некогда любимая женщина имеет право на его доброту. Если бы Гетта знала все в точности – если могла бы оглянуться назад и прочесть душевное состояние Пола, как читал его Роджер, – она, возможно, простила бы жениха или даже сказала себе, что прощать, в сущности, нечего. Роджер хотел, чтобы Гетта как можно сильнее негодовала на Пола, – из-за того зла, которое Пол причинил ему. Он считал, что Пол Монтегю заслуживает всяческого наказания – что он должен быть изгнан навеки и больше не показываться никому из них на глаза. И все же несправедливо, что наказан он по ложным основаниям. Теперь Роджеру представлялось, что он нечестно поступил со своим врагом, отказавшись рассказать все, что знал.

Что до страданий Гетты, как ни любил ее Роджер, как ни готов был сделать заботу о ее счастье единственной целью своей жизни, они едва ли по-настоящему его трогали. Быть может, неестественно мужчине любить так самоотверженно, чтобы ради счастья любимой помочь ей выйти за другого. Роджер говорил себе, что Пол был бы плохим мужем, ненадежным как в своих чувствах, так и в своих финансовых обстоятельствах, и лучше Гетте за него не выходить. И все равно он терзался, что сам отчасти виновен в обмане.

И все же Роджер не сказал ни слова. Он велел Гетте обратиться к самому Полу. Роджер думал, будто знает Геттины мысли, и действительно угадывал их довольно верно. Она страдала, полагая, будто Пол, завоевывая ее любовь, состоял в связи с другой женщиной и давал ей те же обещания, что и ей. Это было неправдой. Роджер знал, что это неправда. Но когда он, пытаясь успокоить совесть, говорил себе, что пусть разбираются сами, легче ему не становилось.