Вотъ Вамъ молотъ

Тридцать первого декабря мы с Камиллой отправились на новогодний бал, который состоялся в Дворянском собрании. Причин посещению этого бала было ровно две: первая — потому что было просто скучно, а это — хоть какое-то развлечение. Камилла никогда на дворянском балу не была и ей было интересно выяснить отличия дворянского бала от купеческого. Мне особо интересно не было, но Мельников специально прислал приглашение, а мне было о чем с ним поговорить — и это было второй причиной нашего посещения бала. Было и раньше о чем поговорить, но то времени не было, то не было времени совсем — а тут появилась возможность совместить приятное с полезным.

Приятным Камилла начала заниматься с числа двадцатого, сразу после получения приглашения. И после того, как я открыл для нее концепцию покрытых лаком ногтей. Должен признать, что никогда раньше я не видел жену столь увлеченно (и столь успешно) занимающуюся оргсинтезом — но уже за пару дней перед Новым годом в ее "коллекции" появилось с десяток разноцветных лаков от бледно-розового до карминно-красного и темно-вишневого.

Вот правда работа над ёлочными игрушками, хотя и дала возможность разнообразить цвета, натолкнула девушек на мысль о красивости толченого стекла, которым "шарики-фонарики" специально украшались. И объяснить Камилле тот печальный факт, что своими "остеклованными" ногтями она царапает мне душу (не говоря уже о теле) было очень трудно.

Пришлось взять кофейную мельницу и испортить ее: почему-то после того, как в мельнице перемололась слюда (слюдяное окошко для керосинки), Дарья решила, что продукты в ней молоть больше невозможно. Хорошо еще, что она имела привычку молоть кофе сразу недели на две, так что утром было чего попить. Ну а после праздника куплю новую мельничку — или даже две, потому что лак с блестками понравился не только Камилле, но и Машке (которая делала пузырьки для этого лака). Машка теперь тоже была дворянкой: после того, как Петр Векшин осенью окончательно покинул нас, мы с Камиллой всю четверку удочерили и усыновили.

Правда, в силу специфики "родства" Степка стал все же дворянином не потомственным, но теперь обучению в университетах у него препятствий не было — а для этого все и затевалось. Дед поначалу очень обиделся, но потом довольно быстро отошел: во-первых, я все же не был его "потомком по прямой" даже официально, а во-вторых, он пришел к выводу, что я "в людях хорошо разбираюсь" (на примере Камиллы пришел) и наверное дети Векшина фамилию не опозорят. Да и с мелкими девочками тетешкаться ему быстро понравилось — уж больно забавными были сестренки. Хотя, конечно, "усыновление" выглядело смешно: старшая "дочка" на пять лет младше "отца" с "матерью" — но мы особо "степень родства" не рекламировали и в дворянских ширнармассах Мария Волкова фигурировала как "не очень дальняя родня". Ну а то, что она на стеклозаводике пашет как Карла на галерах — так "это у них фамильное"…

Машку на бал тоже было решено взять, и Камилла даже разрешила ей ногти накрасить ярким лаком. Но ногти — это всего лишь маленький "бантик", а бантик нужно привязывать к чему-то и без него красивому, иначе бантиконоситель будет вызывать не зависть, а жалость. Поэтому я напряг память и Дарью с ее швейной машинкой — и результат меня не разочаровал. Камилле мы соорудили платье, с моей точки зрения очень похожее на платье Одри Хепберн в "Моей прекрасной леди" — то, в котором Элиза Дулитл рассекает на ипподроме. Правда соответствующая шляпка была бы не по сезону — но Камилла прекрасно и без нее выглядела. Машке же платье "досталось" оттуда же, но розовое, "из зимнего сада". Я за неделю узнал много новых и очень интересных речевых оборотов от Дарьи — в особенности после того, как к новым платьям пришлось "изобретать" и новое белье: "традиционное" слишком уж выпирало сквозь довольно обтягивающий шелк…

Но в основном я занимался вопросами доставки нашего дружного коллектива в город: все же до Царицына двадцать с лишним верст и середина января (в пересчете на будущий тут и нынешний в Европе календарь) — холодно, короче. Хорошо еще, что этим вопросом я еще с конца октября немного озабочиваться начал, но все равно, когда утром тридцать первого мы проснулись, Камилла, вдохнув, произнесла:

— Саш, а может мы зря все это затеяли? Работали бы себе спокойно с восьми и до восьми — а потом зато отдыхали бы!

— У нас отпуск! А отпуск чем хорош: на работу можно не к восьми, а к девяти приходить — "остроумно" поделился я с женой бородатой шуткой. — Но мы имеем полное право еще пару часов поспать.

— Ты это Машке скажи — хихикнув, ответила она. — Слышишь, уже дети бегают, значит и позавтракать успели. Сколько сейчас времени?

— Да рано еще, девять…

— Сколько? — Камилла вскочила на ноги. — И ты говоришь, что еще спать можно? Мы же уже проспали!