Дорожки такие до её дома ещё несколько раз попадались, и каждый раз Света бежала прокатиться и почти каждый раз падала, Вовка бросался поднимать, в последний раз она специально дёрнула его на себя, и Фомин бухнулся сверху, припечатав хрупкое создание к тротуару. Света только пискнула. Их лица находились рядом совсем, и так, и тянуло попробовать на вкус чуть розовые, без следов помады, губки.
– Молодые люди, тут ведь дети ходят! – проскрежетало над ними.
Встали, отряхиваясь, аж, подскочили. Ни каких детей рядом не было, стояла женщина в белом полушубке и укоризненно качала головой. Прохожие были, но далеко и детей среди них не наблюдалось. «Облико морале».
Дом Светы находился как бы внутри двора из более высоких домов и даже не двора, чуть ли не парка. Высокие липы и берёзы. Липу с другим деревом зимой не спутаешь, она, словно, забыла сбросить свои цимозные зонтиковидные соцветия. Или свиристелей ждёт, чтобы рассеять деток по окрестностям.
Они подошли к подъезду. В этом дворе-парке, чуть дальше вглубь, раздавались пьяные выкрики и даже свист. Вовка от беды потянул Свету к двери, а второй рукой стал нащупывать кастет в кармане, когда там метрах в тридцати грохнул выстрел, и крики смолкли. Потом бахнул ещё один, и послышался шум разбегающихся людей и крик: «На помощь!».
– Быстрее заходи, дверь закроем, – дёрнула его Света.
– Товарищи, помогите, милиционер ранен! – раздалось одновременно со стороны двора.
Вовка задвинул девушку в подъезд и, надев кастет на пальцы, чуть согнувшись, от дерева к дереву, двинулся на голос. Из-за толстого дерева, что было последним, Вовка выглянул с опаской. Метрах в пяти от него, перед скамейкой лежал на снегу человек в милицейском чёрном тулупе и рядом склонился другой, расстёгивая пуговицы на тулупе лежащего. Больше не раздумывая, Фомин бросился к милиционерам.
– Что тут …
– Фомин? Вовка? Ты что тут делаешь? – к нему повернулся тот, что сидел и расстёгивал полушубок.
Вовка обоих сразу узнал. Это были капитаны из соседней с ним комнаты, те самые, с которыми вскладчину суп варили. Лежал на земле капитан Семён со смешной фамилией Радостин, а склонился над раненым юрист первого класса Иван Третьяков.
– Ранен? – нагнулся над Семёном и Вовка, стал помогать расстегнуть полушубок.
– Наверное …
Твою ж, налево! Не просто ранен, а очень хреново ранен. Явно в лёгкое. Из чёрного пятна на кителе пузырилась кровь, выталкиваемая наружу. Лёгкое прострелено.
– Иван, бери его за ноги, я под мышки подхвачу, тащим вон в тот подъезд. Нужно милицию и врачей вызвать, – Фомин подхватил раненого и потащил к Светиному подъезду. Ноги неуклюже, не попадая с Вовкой в ногу, тащил Третьяков. Уронил один раз.
– Ну, держи же! – прикрикнул на Ивана Фомин.
Света стояла, открыв дверь подъезда, и узкая полоска света указывала направление. Затащили и уложили на деревянный с облупившейся краской пол на лестничной клетке.
– Свет, вызывай милицию и врачей, – обернулся Вовка к девушке, которая стояла у него за спиной, прикрывая рот варежкой.
– У меня папа милиционер, – пискнула.
– Ну, так зови! Быстрее! – поторопил девушку Фомин.
Света поскальзываясь на мокрых валенках, поскакала на второй этаж и забарабанила там в дверь.
Вдвоём с Третьяковым они расстегнули на капитане и китель, через гимнастёрку продолжала пузыриться кровь.
– Зажми рану пальцем, – гаркнул на побелевшего прокурора Фомин и стал стучаться в ближайшую квартиру.
Тишина. Вовка перешёл к следующей. Там открыли сразу, словно за дверью стояли, женщина в свитере и с шалью на плечах. Даже старушка почти.
– Что случилось? – И пытается на цыпочки встать заглянуть через плечо Вовки в подъезд.
– У вас в доме врачей или медсестёр не живёт?
– Я врач!
– У нас милиционер раненый.
– Ох, ти! Отойдите со света! – старушка отстранила Третьякова и склонилась над раненым, – Нож нужен! Парень, на кухне у меня … А сама.
Бабушка бросила раненого и поспешила к себе в квартиру, вернулась с полотенцем и ножом.
В это время с верхнего этажа послышались грузные шаги, доски деревянных ступеней заскрипели. Спускающий без сомнения был милиционером. Он был в кофте, но при этом в милицейских галифе синих с красным тонким лампасом. Сапог не было, вместо них обрезанные рыжие валенки.
– Что тут происходит. Кто старший? – голос у дядьки был начальственный. Вот тебе и Света, и кто же у нас «папа»?
– А вы кто? – оторвался от раненого на секунду Третьяков, – Вызвали милицию и Скорую.
– Подполковник Россохин. Московский уголовный розыск. Вы кто?
– Юрист первого класса Третьяков Иван Фёдорович – учащийся Высшей Школы Милиции, – вытянулся прокурорский.
– А это? – «папа» подошёл ближе к раненному. Из-за его плеча показалась зарёванная почему-то физиономия Светы.