Воздух, которым он дышит

– Давайте я отвезу вас к ветеринару, – предложила я, вздрагивая при виде того, как трясется пес у него на руках. Я знала, что меня должен был взбесить тон незнакомца, но когда кто-то в панике, его нельзя винить за грубое поведение. Он ничего не ответил, но я увидела в его глазах замешательство. Лицо его было обрамлено очень густой, темной, неухоженной бородой. Рот его прятался где-то среди этих зарослей на лице, так что мне приходилось полагаться на то, что выражал взгляд мужчины.

– Пожалуйста, – добавила я. – Пешком будет слишком долго.

Он кивнул – только один раз. Потом открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья, уселся в кресло, по-прежнему держа пса на руках, и закрыл дверцу за собой.

Поспешно сев за руль, я тронула машину с места.

– Что случилось? – спросила Эмма.

– Нам нужно отвезти этого песика на осмотр, милая. Все хорошо. – Я очень надеялась, что не лгу ей.

До ближайшей круглосуточной ветеринарной больницы было двадцать минут езды, и поездка проходила совсем не так, как мне думалось.

– Сверните налево на Кобблер-стрит, – велел мужчина.

– По Харпер-авеню будет быстрее, – возразила я.

Он прорычал с заметным недовольством:

– Вы понятия не имеете о вождении в городе. Езжайте по Кобблер!

Я сделала вдох.

– Я умею водить.

– Умеете? Если бы вы умели водить, я бы сейчас тут не сидел!

Я готова была выгнать этого грубияна из своей машины, но удержалась только ради его поскуливающей собаки.

– Я уже извинилась.

– Это моему псу никак не поможет.

«Скотина».

– Кобблер-стрит – следующий поворот направо, – сказал он.

– Харпер-авеню – через один поворот направо.

– Не сворачивайте на Харпер.

«Да нет, я поеду по Харпер-авеню хотя бы только для того, чтобы позлить этого типа. Кем он себя считает?»

Я повернула на Харпер.

– Поверить не могу, что вы, мать вашу, решили ехать по Харпер, – простонал он. Его злость заставила меня слегка улыбнуться – пока я не наткнулась на знак «Закрыто. Ведутся строительные работы». – Вы всегда настолько тупы?

– А вы всегда… всегда… всегда… – выдавила я, потому что, в отличие от некоторых, не очень-то умела ругаться с людьми. Я всегда спотыкалась на этом и в конце концов начинала по-детски плакать, потому что нужные слова не приходили мне в голову в нужное время. Я была в спорах полной неумехой, и меткие ответы придумывала только три дня спустя. – Вы всегда такой… такой…

– Всегда какой? Ну, скажите же! Выговоритесь! – приказал он.

Я резко повернула руль, развернув машину в обратном направлении, и направилась к Кобблер-стрит.

– Вы всегда такой…

– Ну же, Шерлок, вы можете, – насмешливо произнес он.

– Козел…ля! – выкрикнула я, поворачивая на Кобблер-стрит.

В машине наступило молчание. Мои щеки горели, пальцы с силой вцепились в рулевое колесо.

Когда я затормозила на подъездной дорожке у клиники, он открыл дверцу и, не говоря ни слова, побежал к приемному покою отделения неотложной помощи, неся пса на руках. Я прикидывала, не следует ли мне развернуться и уехать, но знала, что не успокоюсь, пока не буду знать, что с собакой все в порядке.

– Мама? – спросила Эмма.

– Да, милая?

– А что такое «…ля»?

«Родительская неудача номер пятьсот восемьдесят два на сегодня».

– Не «…ля», солнышко. Я сказала «тля». Тля – это такой жучок, он ест растения.

– Значит, ты сказала, что этот человек – козел и жучок?

– Да. Такой большой жучок с рогами.

– А его собачка умрет? – спросила она.

«Я очень надеюсь, что нет».

Отстегнув Эмму от кресла, я вместе с ней направилась к отделению неотложной помощи. Незнакомец стоял, уперев ладони в стойку регистратуры. Его губы шевелились, но я не слышала, что он говорит.

Женщине, сидевшей за стойкой, явно было не по себе.

– Сэр, я просто говорю, что вам нужно заполнить бланки и сообщить нам номер действующей банковской карточки, иначе мы не сможем провести процедуры по лечению вашей собаки. Кроме того, нельзя вот так входить сюда без обуви. И к тому же ваше поведение недопустимо.

Незнакомец ударил кулаками по стойке и начал расхаживать туда-сюда, ероша свои длинные черные волосы. Потом он сцепил пальцы у себя на затылке, дыхание у него было тяжелое и неровное, грудь вздымалась и опадала.

– Мать вашу, а что, похоже, будто у меня есть при себе банковская карта? Я был на пробежке, идиотка! И если ты ничего не собираешься делать, позови еще кого-нибудь, с кем можно поговорить по-людски!

Женщина вздрогнула от его слов и его ярости, как и я.

– Они со мной, – сказала я, подходя к стойке. Эмма цеплялась за мою руку, свободной рукой держась за лапу Буббы. Я залезла в свою сумочку, достала бумажник и протянула в регистратуру свою карточку.

Женщина в сомнении прищурила глаза.

– Вы с ним? – спросила она почти презрительно, как если бы незнакомец заслуживал полного одиночества до конца жизни.

Никто не заслуживает одиночества.

Я оглянулась на него и увидела в его глазах недоумение – помимо все еще пылавшего в них гнева. Я хотела отвести взгляд, но горечь, промелькнувшая в его глазах, показалась мне настолько знакомой, что я не смогла этого сделать.