Воздушная битва за Москву. Сталинские соколы на защите столичного неба. 1941–1944

18 июля немецкие самолеты-разведчики проводили аэрофотосъемку Ржева и Вязьмы, а бомбардировщики и штурмовики атаковали железнодорожные и военные объекты в Вязьме. 6-й иак из-за плохих погодных условий (облачность 10 баллов, дождь) не действовал, а в Москву продолжали прибывать все новые и новые подразделения ПВО, в том числе ранее эвакуированные из Минска и Смоленска. Правда, одновременно с этим началось формирование 10 полков противотанковой обороны (ПТО), вооруженных зенитными орудиями. На Центральный аэродром Москвы прибыла 1-я отдельная авиаэскадрилья (оаэ) под командованием майора Иноземцева в составе 9 МиГ-3, а на аэродром ЦАГИ Раменское – 2-я оаэ полковника Юмашева в составе 6 МиГ-3, 4 И-153 и 2 И-16. На следующий день на аэродром Тула для прикрытия города перебазировалась эскадрилья 124-го иап под командованием майора Николая Круглова в составе 11 МиГ-3.

В тот же день подробные аэрофотоснимки Москвы, сделанные разными экипажами, легли на стол начальника Генерального штаба сухопутных сил Франца Гальдера. На них были видны «очень крупные предприятия с ширококолейными подъездными путями». Какие-либо оборонительные сооружения вокруг советской столицы пока отсутствовали. В то же время экипажи разведчиков докладывали о сильной противовоздушной обороне и большом количестве аэростатов заграждения. Результаты рейдов также докладывались инспектору разведывательной авиации генералу Рудольфу Богачу. На основании полученных данных составлялись схемы расположения зенитной артиллерии, аэродромов, а также изучалась тактика действий советских истребителей.

19—20 июля в подмосковном небе царило затишье, вызванное проливными дождями, которое, как потом оказалось, было затишьем перед большой бурей…

«Теперь ваша цель – Москва»

19 июля Гитлер подписал директиву ОКХ № 33, в которой, среди прочего, предусматривалось воздушное наступление на Москву, после которого должны были последовать удары по Ленинграду, Горькому, Рыбинску и другим промышленным центрам. Когда командование люфтваффе в ответ посетовало на недостаток сил, фюрер распорядился перебросить на Восточный фронт несколько авиагрупп из Бельгии и Франции. Первый удар по советской столице был запланирован на 21 июля. По сути это была первая крупная стратегическая операция на Восточном фронте, получившая название «Клара Цеткин», в честь немецкой коммунистки, основательницы Коммунистической партии Германии. При этом цели «наступления» носили скорее политический и пропагандистский, чем военный характер. Нацистское руководство считало, что бомбардировка Москвы станет «народным бедствием» и «ускорит катастрофу русских».

Отметим, что главным сторонником налетов на столицу СССР был командир поддерживавшего операции группы армий «Митте» VIII авиакорпуса генерал фон Рихтхофен. Обладавший не только жестоким и деспотичным характером, но и патологической страстью к разрушению городов, он еще со времен Гражданской войны в Испании считал подобные методы необычайно эффективными. Тем более массированные налеты на Варшаву, Роттердам, Белград действительно деморализовали правительство и население и во многом «ускорили катастрофу» Польши, Голландии и Югославии. Вид горящих развалин и тысяч трупов доставлял Рихтхофену необычайное удовольствие, о чем он неоднократно писал в своем дневнике. Рейхсмаршал Геринг поддержал идею скорее из соображений «престижа», мол, сам по себе налет на столицу большевизма станет символичным актом.

Кроме того, в момент, когда принималось решение, немецкие войска взяли Смоленск, а передовые части достигли Ельни, которая находилась в 250 км от Москвы. В соответствии с планом «Барбаросса» командование вермахта уже вскоре планировало начать решающее наступление на столицу. Поэтому авиаудары по городу, являвшемуся важным транспортным и промышленным центром, как казалось, могли способствовать успеху будущих операций. Между тем командующий 2-м воздушным флотом генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг, хоть и был заядлым оптимистом, не испытывал восторга от идеи немедленно бомбить Москву. Во-первых, он не хотел рисковать экипажами, судьба которых, в случае если самолет будет подбит над советской территорией, вызывала серьезную тревогу. Во-вторых, у люфтваффе в тот момент попросту не было сил для по-настоящему массированных налетов на столь крупную цель.