Вождь гверильясов

Однако мне это только показалось. Мустанг свернул не в лес, а в аллею, или, вернее, в просеку, по которой и мчался во весь опор.

Без колебаний последовал я за ним. Возбуждение, охватившее меня, дошло до такой степени, что я совершенно перестал думать о возможных последствиях моей затеи. Моро был настроен так же легкомысленно, как и его хозяин. Мы быстро углубились в лес, становившийся с каждой минутой все мрачнее и мрачнее.

Судя по шелковистому пушку, устилавшему землю, он состоял преимущественно из бавольника. Одновременно с этим наблюдением я сделал другое, гораздо более существенное. И в то же самое время в мозгу моем промелькнула мысль: «Не слишком ли далеко заведет меня эта бешеная скачка?»

Проносясь галопом по лесной дороге, я заметил, что она испещрена следами лошадиных копыт. Не могло быть сомнений в том, что какие-то всадники проскакали здесь, придерживаясь одинакового со мной направления.

Сперва я подумал было, что следы эти оставлены табуном лошадей, принадлежащих владельцу одной из гасиенд, которые в этой полулесистой, полустепной местности насчитывались десятками, но мне скоро пришлось отбросить это предположение, так как при ближайшем рассмотрении оказалось, что на земле отпечатались не просто копыта, а копыта подкованные.

Я знал, что владельцы гасиенд никогда или почти никогда не держат в своих табунах подкованных лошадей. Следовательно, лошади, проскакавшие впереди меня по лесной дороге, были оседланы, и на них ехали люди.

Прежде чем прийти к этому выводу, я успел уже довольно далеко углубиться в лес.

При таких условиях мой охотничий пыл в значительной мере остыл. Передо мной проехал отряд мексиканцев. Это было для меня совершенно очевидно. Я находился на расстоянии добрых трех миль от большой дороги, соединяющей Веракрус с Халапой. В сторону от этой дороги не уклонялся ни один из наших кавалерийских отрядов.

К тому же замеченные мною следы несомненно принадлежали мустангам, или мексиканским лошадям, отличающимся от обыкновенных меньшими размерами копыт.

Итак, здесь проехал кавалерийский отряд наших противников, разбитых при Сьерро-Гордо. В этом направлении американцы не преследовали их и потому им нечего было особенно торопиться.

Раскаяние в собственном легкомыслии начало овладевать мною. Полумашинальным движением я дернул поводья, чтобы повернуть назад, как вдруг приманка, завлекшая меня так далеко, предстала передо мною в новом, еще более соблазнительном свете.

Я заметил то, чего не замечал раньше, — уздечку, прикрепленную к седлу мустанга.

Мне сразу стало ясно, почему он блуждает без седока по чапарралю. Если бы он был взнуздан, можно было бы подумать, что владелец погиб при Сьерро-Гордо или во время беспорядочного отступления мексиканской армии.

Но уздечка, спускавшаяся с луки седла, уздечка с мундштуком, цепочкой и наглазником исключала возможность такого предположения и всем своим видом доказывала, что мустанг убежал с какой-нибудь временной стоянки, где его разнуздали, чтобы дать ему корм.

На мое решение продолжать охоту повлияла, конечно, не эта догадка, а то обстоятельство, что спускавшиеся с седла поводья уже начинали волочиться по земле. Рано или поздно они неминуемо должны были обвиться вокруг ног мустанга и замедлить его бег.

Мне предстояло восторжествовать над врагом благодаря чистой случайности. Но я не особенно огорчался этим, так как вокруг меня не было ни души.

Товарищи мои никогда не узнают, каким способом мне удалось достигнуть цели. Не с пустыми руками и потупленным взором вернусь я к ним. Нас — меня и Моро — встретят, как триумфаторов, а за нами будет идти на поводу серовато-стальной мустанг.

Опьяненный радужными мечтами, я еще раз вонзил шпоры в бока моего славного коня, что было совершенно излишне, так как он и сам рвался вперед. Как будто понимая, что я сделал это машинально, Моро безропотно стерпел мою напрасную жестокость.

Она была тем более ненужной потому, что в то самое мгновение, когда я совершил ее, беглец запутался в собственной уздечке и упал на бок.

Не успел он подняться, как Моро очутился подле него. Я соскочил на землю, накинул на шею мустанга лассо, и таким образом он стал моим пленником.

Оставалось только радоваться удаче: ей и ничему другому я был обязан этим торжеством.

Укрепив на шее мустанга лассо, я решил взнуздать его и повести за собою на поводу в Корраль-Фалсо.

Радость кружила мне голову. При мысли об одержанной победе я невольно улыбался и заранее переживал восторг, который мне суждено испытать по возвращении в ранчерию.

Обратный путь мало смущал меня. Я должен был только привязать красавца-пленника к моему седлу, вскочить на коня и спокойно ехать к Ложной Ограде. Я забыл, что жизнь полна неожиданностей.

Как только я подошел к Моро с намерением сесть на него и повернуть по направлению к ранчерии, раздался странный свистящий звук. Кровь застыла у меня в жилах.

Громкий крик, последовавший за странным звуком, мало удивил меня. Я почти ожидал его.