Вожди и лидеры. Как это было?

Это банальность на самом деле. В деятельности Хрущева чего было больше? Здесь можно спорить до скончания веков, чего было больше – плюсов или минусов. Но точно понятно, что в советской истории после Ленина и Сталина это был политик уже другой генерации, совершенно другого типа. Абсолютно ясно, что господин Хрущев или товарищ Хрущев не был теоретиком марксизма-ленинизма, знатоком геополитики, как не был и много кем еще. В принципе, он был образцом первого настоящего партийного функционера, человеком из партийной номенклатуры, который обладал весьма относительными представлениями о сложных сферах жизни и деятельности, но зато по всему спектру вопросов всегда имел свое мнение, которое все остальные должны были просто разделять. В этом-то, собственно, и заключался волюнтаризм.

Г. Саралидзе: Как ты считаешь, это главное, что Хрущева характеризует?

Д. Куликов:

Наверное, да. Никита Сергеевич замечательно умел подменять понятия, подменять ситуации, примеров этого было очень много. Самый показательный – это XX съезд и вопрос о культе личности. Была создана теория культа личности. Но проблема заключалась не в ней, а в том, как вообще стал возможен такой институт и откуда он возник. И если бы разбирались с этим, а не с самим культом личности… Это научный подход. Всегда нужно брать сам феномен и условия его существования. Однако получилось, что было сказано о феномене культа личности, но условия его существования совершенно не обсуждали ни сам Хрущев, ни XX съезд. А поэтому воспроизводились ситуации, в которых возникали все новые феномены того же типа под названием волюнтаризм. Начиная с Леонида Ильича Брежнева с четырежды геройством и орденами, которые не поместились бы ни в один сундук, и заканчивая Горбачевым, который, в принципе, никого не слушал – ни Политбюро, ни экспертов. В этом сходятся все: объяснить что-то Горбачеву было невозможно. Он считал, что есть одно мнение – его, а все остальные – неправильные. И этот феномен воспроизводился именно потому, что условия, в которых он мог существовать, никто не обсуждал. Я же уже пришел на это место, правда? Что ж, я сам для себя буду менять условия? Это значимая характеристика правления Никиты Хрущева, но вся проектная деятельность, которая продолжалась в этот период, была заложена на предыдущем этапе.

Кстати, часто при обсуждении вопроса хрущевок звучит мнение, что их строительство было достижением. Мне кажется, это совершенно очевидный ход, потому что чудовищная перенаселенность, когда люди из сел и деревень массово выдвинулись в город, возникла еще в 1930-е годы. Людям просто негде было жить, и эту проблему надо было решать. Появился конструктивизм и новый тип строительства. Никита Сергеевич это запустил. Действительно, тогда многие люди и целые семьи впервые получили свои квартиры. Можно ли оценивать это негативно? Нет, нельзя. Можно ли обсуждать это как то, что изменило социально-экономическую и политическую систему в нашей стране? Тоже нельзя. В принципе, это был нормальный проект. Такой же, как полет в космос, такой же, как дальнейшее освоение атома, такой же, как развитие ракетостроения. Но в общем это все было заложено предыдущими этапами. Отдельно стоит так называемая оттепель. Здесь важно помнить следующее: вся интеллигенция, участвовавшая в оттепели, – художники, артисты, писатели – в подавляющем большинстве были людьми, выросшими уже в Советском Союзе, получившими советское образование и советское воспитание.

Г. Саралидзе: Это правда. Причем советское именно в предыдущий, дохрущевский период.

Д. Куликов:

Можно и жестче сказать – сталинское.

Г. Саралидзе: Да, можно и так сказать. Когда говорят о политике Хрущева, главная, наверное, вещь из его наследия, которую люди оценивают положительно, – это то, что именно при нем впервые государство повернулось к отдельному человеку. Собственно, это и есть квинтэссенция культурной оттепели. Произошел поворот от масс, которые изменяют мир, к простому, отдельно взятому человеку. Сюда как раз относится строительная кампания, о которой говорил Дима. Армен, ты согласен с этим?