Вожди народа и вожди интеллигенции

Вот 1835 год, ночью у русского городка Чембар коляска императора, спешащего в Польшу терпит аварию и переворачивается, кучер и камердинер тяжело ранены, Бенкендорф, оставшийся единственным не сильно пострадавшим, пытается оказать всем помощь, усаживает поудобнее императора: «Его первыми словами были: «У меня сломано плечо, я чувствую это. Это хорошо, господь предупреждает меня, что не следует строить планов, не испросив его поддержки, это урок мне»».

 

Обратите внимание даже не на то, что первые мысли пришедшего в себя императора были о боге, а на то, что Николай прежде, чем делать что-то важное, оказывается, всегда испрашивал разрешение у бога.

 

И ещё штрих к тому, как искренне верил Николай. Итак, его доставили в этот Чембар.

 

«Врач заявил, что в Чембаре надо остаться на три недели, и потом продолжить поездку маленькими переходами. Все это сильно противоречило характерному для императора нетерпению и вредило его выздоровлению. Первое сделанное для него фиксирующее приспособление было снято через три дня, так как оно столь сильно сжимало его живот, что у него начались колики, боль от которых была непереносимой. Несчастный Арендт не знал, какое еще средство посоветовать, тем более, что больной отказался от большинства из них, а неспособность других унять боль приводила его в ярость. В одну из ночей он почувствовал себя настолько плохо, что позвал священника с тем, чтобы подготовиться к смерти».

 

Но ему стало легче, и через 4 дня Николай потребовал везти его в Петербург. Карету обложили подушками, поскольку Николай продолжал испытывать боли при любых движениях, и поехали. И вот тут началось! Вся округа высыпала к дороге молить бога о выздоровлении императора, но это было ещё ничего – можно было помахать в окно здоровой рукой. Страшно было то, что и попы вышли из церквей с иконами к дороге, и именно это стало трагедией, поскольку император не мог мимо икон проехать мимо. Терпя невыносимые боли, Николай I выходил из кареты, чтобы поцеловать икону. Единственно, он приказал Бенкендорфу запретить попам выходить с иконами, но Бенкендорф с этим не справился, поскольку это было уж сильно не его ведомство.

 

Ну, ладно, Николай считал бога начальником и запрашивал его разрешение на то или иное своё решение. А как он получал согласие бога? Как узнавал, что бог одобряет или не против его замыслов?

 

Думаю тем, что Николай I ставил себя в условия непосредственной опасности для жизни и если видел, что с ним ничего не происходит, то, значит, и бог им доволен – защищает! Ну, сами посудите, а как иначе было узнать, доволен ли бог тобою, «помазанником божьим»?

 

И можно было бы утверждать, что Николай I был фаталистом, настолько безрассудно он испытывал судьбу, скажем, он постоянно ездил с минимальной охраной или даже без неё, и даже по враждебной Польше.

 

Или вот война с турками, Николай I в действующей армии, а в турецких войсках сражались с русскими профессиональные разбойники и предатели – запорожские казаки. Они в 1793 году в очередной раз предали Россию и перебежали к турецкому султану, тот дал им земли у Дуная и они служили ему за это, казалось бы, верой и правдой: «Запорожцы оказали Оттоманской Порте великие услуги, во всех войнах против России они отличались великой ненавистью к своим бывшим соотечественникам, проявляли жестокую отвагу даже большую, чем самые фанатичные турки», – пишет Бенкендорф. И вот теперь, оценив силу русской армии, запорожцы предали султана и перебежали обратно к русским. 

 

Итак, русские войска под огнём турецкой крепости Исакча форсируют Дунай, Николай I счёл необходимым срочно переправиться на тот берег. Бенкендорф свидетельствует даже с некоторым осуждением: