Возлюби ближнего своего

Я стою, пытаюсь смеяться вместе со всеми, а сам чувствую, что у меня от обиды слёзы потекли. Ну, почему так несправедливо, ну почему я, почти отличник, дисциплинированный ученик, комсорг класса, обязан подчиняться всем этим условностям, почему моя мечта может перечеркнуть карьеру моему отцу, и моих родителей обязательно «попрут» из партии? Почему второгодник и ещё недавний апофигист Славка может стать священником и ему никто не станет мешать. А его отец, простой работяга, даёт добро сыну на учёбу в семинарии. Получается, что лучше быть работягой, и не зависеть ни от каких условностей. А зачем тогда учиться? И главное, почему сам Славка смеётся над предложением того батюшки, неужели ему на самом деле смешно?

Прошли годы, я окончил школу, отучился в институте. Потом служил в армии. Время шло, и я перебрался в Россию. Уезжал временно, просто интересно было пожить рядом с Москвой. Хотелось попробовать свои силы в науке, и в тоже время начать работать. Хорошие годы, ты молод и полон сил, и ещё не задумываешься о создании семьи.

Как-то профсоюзные боссы лаборатории, где я работал, заказали автобус и решили вывезти коллектив культурно отдохнуть. Что собой представлял такой отдых? Мы обычно ездили в какой-нибудь московский театр, смотрели какую-нибудь постановку или концерт. Потом нас завозили в магазин, мы затаривались продуктами и ехали назад. По дороге домой коллектив традиционно пил водку и орал песни.

В тот раз было решено поехать в Троице-Сергиеву лавру. В кампании таких же молодых девчонок и ребят мы гуляли по Лавре, ходили смотреть иконостас в Троицкий собор. К мощам, понятное дело, никто не прикладывался, нам даже в голову такое не приходило. Кстати, народу тогда в Лавру приезжало так же много, как и сейчас. Была зима, или ранняя весна, ещё лежал снег, было хорошо и на улице, и на душе. Мы шутили и весело смеялись. Проходим мимо семинарии, её территория отделена от остальной Лавры металлическим забором. Смотрю, а за забором раздетыми, без верхней одежды и шапок, быстрым шагом от корпуса в корпус перебегают ребята, я сразу понял, что это семинаристы. Коротко стриженные в чёрных строгих костюмах с воротничком стоечкой. Я тогда отстал от своих, подошёл к решётке, встал, прислонился к ней. Держусь за прутья руками, смотрю на ребят и думаю: «Какие же они счастливые, они наверно ангелы, или как ангелы». На душе было покойно, хотя где-то там, глубоко внутри меня звучала горькая мысль: «А ты никогда не будешь с ними, это не твоя жизнь. Тебе нельзя, ты другой». Ну что же, другой, так другой, у каждого своя судьба.

Жизнь шла своим чередом, и годы сменяли друг друга. Я тоже менял места работы, снова служил в армии, но понимал, что всё, чем бы я, ни занимался, мне неинтересно. Время проходит, а я с ужасом осознаю, что не могу определиться в жизни. Не могу понять, кто я и зачем живу, не могу понять своего предназначения, метался из стороны в сторону, легко добивался высот, но не получал ни внутреннего удовлетворения, ни покоя.

Не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы, не грянула горбачёвская перестройка. А вместе с ней и эпохальные изменения в стране. Я плохо разбирался в происходящих тогда событиях, да и не особо к этому стремился. Но однажды вдруг понял, что я свободен. Пришло время и я могу жить так, как хочу, и больше не зависеть ни от каких условностей.

Настало время романтиков. Мы выбрасывали членские билеты и учётные карточки, мы получили свободу выбирать. Только вот свобода выбора оказалось для многих из нас, неподготовленных к нему, жесточайшим испытанием. Вокруг нас разваливались целые отрасли, рушились предприятия, заводское оборудование отправляли на металлолом. И в тоже время не чувствовалось отчаяния, и самое главное — народ повалил в храмы. Мы шли креститься. Помню, как в нашем храме отец Павел крестил зараз, чуть ли не по сотне человек. Не могу себе представить, как бы я сейчас справился с такой ситуацией. Повсеместно люди требовали открытия храмов, и на свои, тогда ещё скудные средства, восстанавливали разрушенные церкви. Ходоки из многих мест ехали в епархии и требовали: «Дайте нам священника»! Понятное дело, при каждом храме должен быть священник, да только, где же их было взять, да ещё в таких количествах? Священник — это, всё-таки, «штучный товар». Его сперва вырастить нужно, да желательно бы при алтаре. Выучить, и не только правильно служить, хотя и этому учиться приходится всю жизнь. Священник ведь ещё и народ учить должен, самое главное, учить Евангельскому слову, и Евангельскому делу. Но тогда было не до жиру, ну хотя бы начать служить.