А вот случай, в котором я сам непосредственно столкнулся с чем-то похожим. Пожилая женщина обратилась ко мне с просьбой освятить квартиру, в которую она пришла после смерти первой супруги её мужа. Женщина жаловалась, что не может спать на кровати, где раньше спала прежняя хозяйка. Ночью ей постоянно доставалось: то она почувствует, как в том месте, где ещё минуту назад ничего не было, образуется «горошина», что не будет давать ей спать. А — то, только-только засыпать начнёт, а кто-то её возьмёт и ударит. Когда муж уезжал на пару дней к детям в Москву, то ночь для бедной женщины превращалась в сущий ад, она слышала шорканье тапочек, скрип половиц. В такие вечера она предпочитала уходить ночевать к себе в квартиру. Всё, что происходило в доме, происходило именно с ней, хозяин ничего не слышал и считал её жалобы блажью. Тем не менее, согласился на освящение дома.
В квартире меня поразило обилие фотографий прежней хозяйки, и, прежде всего, её огромный портрет маслом. С портрета на меня смотрела очень приятная женщина в годах. Написан он был вполне добротно, но непонятно зачем внизу изображения были, словно на памятниках, добавлены её фамилия и имя отчество, и так же, даты рождения и смерти.
— Странный портрет, — замечаю. К чему здесь эта надпись и годы жизни? Он мне больше памятник напоминает. Оказалось, что бабушка скончалась в Москве у детей, тело её сожгли, а урну с прахом, по какой-то причине не взяли. И получается, что могилки её нет, а если детям захочется придти поплакать над останками мамы, то идти им, кроме как к воротам крематория, и некуда. А вот этот самый портрет и стал для дедушки, своего рода могилкой супруги, он с портретом разговаривал, как с живым человеком.
Я настоял, чтобы портрет-памятник убрали из квартиры, и после освящения все эти шорохи и прочее прекратились. Ольга, ассистентка Мессинга, рассказывала, что мастер не сомневался в том, что его покойная жена через свои фотографии всматривается в неё и даёт ей оценку.
Я уже говорил, что Мессинг панически боялся смерти, и когда Ольга начинала высмеивать его странности и суеверность, то Мессинг однажды ответил: — Ты не понимаешь, смерть всегда ходит рядом и только ждёт твоей оплошности. Всё может измениться в любую минуту, и в тоже время ничего нельзя изменить.
Великого медиума постоянно сопровождало чувство страха и одиночества. Жить и знать самое печальное о других людях, не имея возможности что-либо изменить, для него стали сущим адом. Удивительно, но он никого никогда не предупреждал о грядущей опасности и не вмешивался в течение судеб. Видимо имел печальный опыт. Мессинг не был христианином, не мог молиться. Хотя в детстве родители мечтали видеть его раввином и прилагали все усилия, чтобы мальчик пошёл по духовной стезе, но тот противился. И вряд ли впоследствии сохранял детскую религиозность. Во всяком случае, он сам искал объяснения своим способностям. Никто не пишет, что видел его молящимся.
И ещё одно очень важное замечание: медиумы, колдуны не бывают счастливы в любви, они теряют всех, кого горячо любят. Так, сам Мессинг прожил в браке только 15 лет и больше не смог полюбить, мучаясь от разлуки с женой, а Ольга, его ученица, в день свадьбы стала вдовой. Такие люди имеют семьи, но позволить себе большое чувство они не могут.
Во время Рождественских чтений, году в 2003, я слушал на секции у Дворкина выступление одного психолога из Минска, он занимается реабилитацией жертв тоталитарных сект. Психолог рассказывал о том, как его удивило, в том же Минске, неожиданное появление большого числа художественно одарённых детей. Он никак не мог понять, как может восьмилетний малыш писать стихи с таким взрослым содержанием?
Однажды ему повезло попасть на выступление юных поэтов. И при непосредственном общении с детьми он пришёл к выводу, что юные дарования стали своего рода всё теми же медиумами, а при их подготовке применялись методы оккультного воздействия. Через детей, используя их как ретрансляторы, некие инфернальные личности с «того света» надиктовывали свои земные воспоминания и любовные похождения. А родителям оставалось только гордиться «способностями» своих детей.
К проявлениям такого рода медиумизма, я думаю, можно отнести и феномен знаменитой Нади Рушевой. Девушка сама говорила, что видит рисунок на листе заранее, бумага, словно начинала вспучиваться на тех местах, где нужно было провести линии. Её иллюстрации к «Мастеру и Маргарите», вообще признаны лучшими. Вдова Булгакова на рисунках девочки увидела предметы, о которых та никак не должна была знать, тем не менее, она их написала и очень достоверно. Ребёнок писал то, что ему в его разуме уже нарисовали.
Читаешь о таких вещах и думаешь, порой: — Эх, мне бы такие способности, как у Вольфа Григорьевича, ну или хотя бы знать о том, что вот этот конкретный человек уйдёт из жизни в течение ближайшего полугода. Тогда бы я ему точно проходу не давал, при каждой встрече тащил бы его в церковь, и уговаривал покаяться. А самоубийств у нас в приходе вообще бы тогда не стало.