Ева страдала от бессонницы вторую ночь, прокручивая в голове слова Дамиана, Грэма и Эраста. Более не в силах лежать и смотреть в потолок она отбросила одеяло и встала с кровати. Девушка накинула на плечи шаль и вышла в коридор. Откуда-то из глубины дворца доносилась музыка фортепьяно. Ева заглянула к Грэму. Его не было.
Разве из мужчин кто-то умеет играть?
Еву потянуло на эту музыку. Она звучала так грустно, что глаза непроизвольно наполнялись слезами. Девушка спустилась на первый этаж. Мелодия звучала громче, она подошла к проёму в большой зал и осторожно заглянула. За чёрным фортепьяно в свете одинокого подсвечника сидел Грэм. Еву поразил тот факт, что он может исполнять столь прекрасную музыку. Ничего подобного она раньше не слышала. Ева не стала его отвлекать, заметно, что Грэм глубоко погрузился в свои размышления и в обществе он сейчас не нуждался. Ева отделилась от стены, её потянуло в оранжерею, но она повернула в широкий коридор и остановилась у открытой двери в комнату с портретами.
Интересно, что она такого сказала Эрасту? Он так стремительно убежал? Она задела его чувства, когда напомнила ему Тонию?
Ева бесшумно приблизилась к портрету девушки.
– Что ты здесь делаешь?
Ева подпрыгнула от неожиданности и страха. В полутьме она едва различила в кресле фигуру Дамиана. Он поставил пустой стакан на столик и поманил её пальцем. Ева пошла к нему, но на полпути остановилась.
– Мне не спится, вот я и решила прогуляться. Я уже заходила в эту комнату, – продолжала Ева, вновь взглянув на сестру Дамиана. – Позавчера я сказала Эрасту, что Тония была красивой девушкой…, а он обиделся и ушёл…, как ты думаешь, я сказала, что-то лишнее?
– Он безумно любил мою сестру, – отозвался Дамиан. – Когда я рассказал, что с ней сделал Джейсон, Эраст меня возненавидел за то, что я не смог защитить сестру. Тема о Тонии для него самая болезненная. Ты с ней похожа, может, поэтому он защищает тебя. Никто не знает, сколько душевной боли я перенёс. В гневе Эраст мне сказал, что лучше бы меня убили, а её оставили в живых. Я был прожигателем жизни, не ценил то, что имел. Не был рядом с отцом, когда нужно. Ни разу не сказал родителям, как сильно я их люблю…
Дамиан прервался, набрал в стакан виски и сделал большой глоток. Ева плотнее завернулась в шаль.
– Всё что произошло с твоей семьёй ужасно. Но ты смог отомстить за их честь, ты убил Джейсона, – осторожно проговорила Ева.
– Но их уже не вернуть. Для меня они навеки потеряны, не осталось никого кроме Эраста.
– Не понимаю, Дамиан. Тебе уже тридцать один год, но ещё не завёл семью, почему?
– Потому что боюсь их потерять, – мужчина взглянул на девушку. Ева глянула на большой семейный портрет.
– Это семья твоего прадеда? – Ева решила сменить тему разговора.
– Да, Антонио Конте и его жена Марселла. У них было двенадцать детей. Восемь сыновей и четыре дочери. Двое сыновей умерли в юношестве, а все остальные погибли на войне. Сёстры вышли замуж. Но только старшая дочь, Роза, долго не выходила замуж и унаследовала после смерти отца этот дворец.
– Значит, у тебя всё же есть родственники.
– Нет братьев, только сёстры. Они со мной не общаются, для них я умер.
– А что же Роза, твоя бабушка, почему она вышла замуж за ирландца?
Дамиан бросил короткий взгляд на портрет деда.
– Она уже готова была выйти замуж за итальянца, когда появился Бран. У него не было ничего, ни богатой родословной, ни денег, ни чести. Как мне рассказывал отец, Бран соблазнял таких одиноких богатых женщин, как моя бабка, а потом сбегал к другой, так и жил. Он соблазнил Розу, но, когда она узнала правду, приказала найти его и вернуть. Поставила ему ультиматум либо смерть, либо брак. Он согласился, но брак счастливым нельзя было назвать. Бран возгордился и вскоре у него вошло в привычку избивать жену. К тому времени она родила уже двух сыновей. Роза любила мужа и прощала ему всё. Но произошёл несчастный случай. Бран был помешан на лошадях, он купил самого буйного и, напившись, слишком близко подошёл к нему. Конь взбрыкнул и ударил его копытом в грудь. Он умер на месте. Роза приказала застрелить коня. Она больше не вышла замуж, к тому времени ей было уже сорок пять лет.
– А где твой дядя Энцо?
– Его убили, а через неделю и моих родителей.
– А кем была твоя мать? – продолжала задавать вопросы Ева, и была довольна тем, что Дамиан впервые открылся ей.