Возлюбленная кюре

– Вот! – торжествующе вскричала Матильда. – Поговори об этом с мэром, Колен. Ты не должен оплачивать эти работы. Идем, Жером! Замажем ранку йодом и наложим повязку.

Всхлипывая, мальчик встал, подал одну руку отцу, а другую – матери, и они все вместе пошли к дому. Сюзанна наблюдала за ними из кухни. Она слышала, как сокрушалась ее госпожа, но не испытывала к ней и тени сочувствия. Кому вообще нужны эти кресты и замшелые могилы? Главное – получать хорошее жалованье и чтобы хозяйка не прекратила дарить кружевные платочки, которые вдруг перестали ей нравиться.

Сен-Жермен, в субботу 30 июня 1849 года

Ролан Шарваз соскочил с подножки мальпоста[1], которым приехал из Ла-Бранд. Возница указал ему на дорогу, ведущую к городку Сен-Жермен.

– Вы не заблудитесь, отче. Это прямая дорога.

Кюре сердечно его поблагодарил. Этот тон, отработанный до автоматизма, наиболее соответствовал образу церковнослужителя. Из багажа у кюре имелся только кожаный чемодан. Черная сутана его была безукоризненно чистой, равно как и белый воротничок. Взгляд его светлых, почти прозрачных глаз зацепился за колокольню, видневшуюся меж двумя белоснежными облачками. «Знать бы, что ждет меня в этом городке…» – подумалось ему.

Он машинально схватился рукой с крепкими, сильными пальцами за нагрудный крест. У кюре Шарваза, коренастого мужчины тридцати двух лет от роду, были черные волосы на косой пробор и атлетическое сложение, но роста при этом он был среднего. Его нельзя было назвать красавцем, но всему его облику был присущ некий шарм – ощущение выносливости и силы, характерное для жителей горных районов его родной Савойи.

– Что ж, в путь! – вслух подбодрил он себя.

По дороге к приходской церкви Ролан Шарваз пытался предугадать, как сложится его будущая жизнь. Как выглядит храм? Старинная ли это постройка или более новая? И что за люди его будущие прихожане? Пару минут он забавлялся, представляя себе фермеров, представителей местечковой буржуазии и женщин с детьми в нарядных воскресных одеждах.

Сердце его забилось быстрее при мысли, что среди местных дам наверняка найдутся одна-две с хорошеньким личиком и фигуркой. «И в этом нет ничего дурного, – сказал он себе. – Всегда приятнее беседовать с молодой и веселой особой, нежели с каким-нибудь хмурым стариканом!»

Кюре Шарваза уведомили о причине перевода его предшественника из Шаранты в Бордо. Своим поведением отец Биссет вызвал много нареканий, и главным обвинением стало то, что юбками он увлекается больше, нежели чтением проповедей.

«Мог бы быть и похитрее… В таких делах нужна осторожность. Постоянно держать себя в руках и не давать повода для сплетен, – мысленно рассуждал Ролан Шарваз. – Служение Господу не обязывает нас ни к одиночеству, ни к уничижению плоти. Разве не сказал Иисус, что нужно возлюбить ближнего своего и ближнюю свою?»

В уголках его губ залегли лукавые морщинки. Он как раз проходил мимо первых домов Сен-Жермен. Впереди показалась церковь – прекрасный образец романской архитектуры с квадратной в основании колокольней, словно бы парящей над крышами ближних домов. Когда же новый кюре подошел к окованной металлом широкой двери, откуда-то из переулка навстречу ему бросился мужчина с желтовато-седой курчавой шевелюрой.

– Мсье кюре, я вас дожидаюсь! У меня ключ и от церкви, и от пресбитерия[2].

– Значит, вы ризничий? – добродушно поинтересовался Ролан Шарваз.

– Он самый. Алсид Ренар к вашим услугам, мсье кюре! К завтрашней мессе уже все готово.

Внешность нового пастыря (а мэр местечка Сен-Жермен привык именовать священников именно так) произвела на ризничего благоприятное впечатление. Он, каждый раз приподнимая берет, отвесил приезжему еще пару поклонов и с улыбкой продолжил:

– Я помогу вам обустроиться на новом месте, отче. Погода стоит теплая, но огонь в очаге придется развести, чтобы вы смогли приготовить ужин.

Кюре Шарваз вежливо отклонил это предложение.

– Премного вам благодарен, мсье Ренар, но я вполне удовлетворюсь холодным ужином. Не нужно лишних хлопот. Я подготовлюсь к завтрашней проповеди, а потом прилягу отдохнуть. Дорога не показалась мне короткой.

– Еще бы! Но теперь-то вы приехали. Поднимайтесь к себе, а я принесу вам перекусить: холодные свиные ребрышки, корнишоны, хлеб и кувшин вина.

– От этого не откажусь, милейший мой Ренар. Спасибо, что так радушно меня встречаете. А теперь не покажете ли мне пресбитерий?

Приятно пораженный изысканной речью и словоохотливостью нового кюре, Алсид Ренар заковылял к домику священника. Этот краснолицый пожилой человек, обремененный круглым животиком и двойным подбородком, к своей церкви и обязанностям относился с трепетом: украшал алтарные вазы розами и лилиями из своего сада, начищал предметы культа и беспрестанно вощил скамеечки для молитвы и скамьи прихожан.

– Обернитесь, мсье кюре, и посмотрите туда. Пресбитерий – это вон тот дом с наружной лестницей, над которой черепичный навес. Входная дверь – на самом верху лестницы, надо подняться.

Эта замысловатая постройка, типичная для Шаранты, напомнила Ролану Шарвазу шале его родного местечка в Савойе.