Возлюбленная кюре

Продолжая ворчать под нос, Анни направилась к источнику. Сюзанна исполнила поручение и быстренько вернулась домой, чтобы присматривать за маленьким Жеромом, которому отец приказал не вставать с постели.

«Надеюсь, она просит о встрече!» – сказал себе Шарваз, распечатывая послание.

Через пять минут с весьма расстроенным видом он быстро шел к заброшенной мельнице по размокшей после дождя тропинке. Матильда – бледная, с осунувшимся лицом – явилась спустя четверть часа и с порога бросилась ему в объятия.

– Ролан, обними меня крепко-крепко! Мне страшно, так страшно!

Он обнял ее, но уже через мгновение оттолкнул, чтобы схватить за плечи.

– Думаешь, мне не страшно? – проговорил он. – Теперь я точно знаю: Анни решила нас погубить. Она что-то рассказала ризничему, и Алсид тоже за мной шпионит. Только представь, этот старый болван подобрал на полу в ризнице твой носовой платок, а Анни, мегера, швырнула его передо мной на стол! Еще она сказала, что говорила о нас с тобой с учителем. Мы должны что-то предпринять, и быстро!

Матильда задрожала всем телом, ноги едва держали ее. Она молча помотала головой.

– Как это – нет?

– Колен поедет на следующей неделе в Ангулем за мышьяком от крыс! Он застал меня вчера, когда я рылась в шкафчике с лекарствами. Я почему-то подумала о крысах и соврала, что видела одну у нас в кухне. Ролан, а что, если Анни врет тебе от злости? Ну, насчет разговора с учителем…

Шарваз передернул плечами. Мысленно он уже вынес Анни приговор, и ему казалось, что свободно вздохнуть он сможет лишь тогда, когда будет знать, что она мертва и лежит на кладбище.

– Мы должны заставить ее замолчать, пока она не разнесла сплетни по всему городку, то есть как можно скорее. А потом приедет моя сестра и мы сможем жить спокойно. Как только яд будет у тебя, принеси его в церковь. Я намереваюсь больше времени проводить в молитвах, дабы ризничий поверил, что меня обвиняют безосновательно. Войдешь в исповедальню, а перед уходом передашь мне мышьяк.

– А если нас кто-нибудь увидит?

Шарваз смерил ее злым, почти презрительным взглядом. Молодая женщина отшатнулась, обиженная и одновременно смущенная.

– Матильда, ты считаешь меня идиотом? По вечерам прихожане редко бывают в церкви. У них есть чем заняться в хлеву или возле печки. Со своей стороны, я постараюсь задобрить Анни, буду изображать раскаяние. Не назначай мне свиданий, это слишком опасно. А теперь уходи!

С отчаянием во взоре она бросилась ему на шею.

– Поцелуй меня, умоляю! Или у меня не хватит смелости… Все, что я делаю, – это для тебя, Ролан, ведь я люблю тебя и не хочу потерять! Но сейчас мне кажется, что ты на меня злишься, что ты меня разлюбил. Если это правда, зачем идти на преступление?

Кюре смягчился, стоило ему ощутить возбуждающее тепло ее тела. Он принялся целовать шелковистые волосы Матильды, потом завладел ее губами. После страстного поцелуя он прошептал ей на ухо:

– Глупышка, я люблю тебя, как и раньше! И не смогу без тебя жить, ты сама это прекрасно знаешь. Но раз ты отказываешься от побега, выход один – убрать с нашего пути злодейку, которая нам угрожает. Угрожает нашему счастью и счастью твоего сына тоже!

Матильда со вздохом кивнула и закрыла глаза. Шарваз поцеловал ее снова – неистово, с жадностью. Безудержная чувственность взяла верх над осторожностью: он уложил любовницу на грязный пол и стремительно овладел ею.

Молодая женщина только этого и ждала. Она нуждалась в этих кратковременных, но страстных объятиях, как зависимый в наркотике.

– А теперь уходи скорее, – сказал он, помогая ей подняться.

– Я ухожу! И больше ничего не боюсь, – призналась она, бросая на любовника прощальный томный взгляд.

* * *

А в это время в пресбитерии Анни перечитывала письмо от сына, принесенное в полдень почтальоном. Эрнест сообщал, что дела у него идут прекрасно, и даже пересказывал матери смешной случай, произошедший с одним его клиентом. Последние же строки заставили служанку кюре Шарваза призадуматься.