Возлюбленная Немезида

Правда, у Джекоба вид отнюдь не гнусного подлеца, отметила она, наблюдая, как он медленно поднимается в постели и потирает ладонями лицо, будто его только что вытянули из глубокого забытья.

— Что такое? В чем дело? — вяло и слегка ошалело спросил он, глядя на нее непонимающе, словно невинное дитя. — Я прилег, чтобы наверстать упущенное. — Его неожиданно просветлевший осмысленный взгляд будто пригвоздил ее к кровати. — То, что не доспал, пока бодрствовал за рулем и потом полночи искал для тебя водопровод и прочее.

Как это похоже на Джекоба! Он хамит, а она виновата.

— Напряги свою память, Джекоб, и вспомни, ведь я предлагала поменяться местами. И не раз. Но ты, со своими потугами на пресловутый героизм, каждый раз высокомерно отказывался! — Она раздраженно вздохнула и подтянула под себя ноги, как раз когда Джекоб — наверное, специально, чтобы позлить ее, — вытянул свои. Его демонстративное молчание привело ее в ярость. — Я приготовила для тебя постель. Вот там бы и "наверстывал упущенное"! Если ты забыл, напоминаю: мы договорились не спать вместе…

— Я полагал, речь идет только о сексе; ко сну как таковому это не имеет отношения. — Джекоб вновь откинулся на подушки, не выказывая ни малейшего намерения покидать ее кровать. Флоренс, взбешенная его поведением, опять потянула на себя одеяло и увидела, что он — слава Богу, хватило приличия! — в спортивных трусах. Секундой позже она уже кляла себя за то, что испытала при этом разочарование!

— Не увиливай, Джекоб! — резко сказала она. — У тебя не было оснований игнорировать постель, которую для тебя любезно приготовили.

— Там было холодно. — Он с огорченным видом обхватил себя руками и хохотнул, насмехаясь над собственной откровенностью.

— Наглая ложь! В твоей спальне уже тепло, а простыни и одеяла просушены.

— Я привык ложиться в теплую постель.

Флоренс стиснула зубы, чтобы удержаться от нецензурных выражений. Призвав себя к спокойствию, она заявила:

— В таком случае в будущем думай заранее и, прежде чем отправиться спать, положи в постель грелку с горячей водой… Внизу в буфете есть несколько штук.

— Да, жестокая ты женщина, Флоренс Тревельян, — прокомментировал Джекоб. Откинув в сторону свой конец одеяла, он с ленивой грациозностью поднялся с кровати. — Кто бы мог подумать, что ты, оказавшись в спартанских условиях, пожалеешь для товарища по несчастью несколько эргов своего тепла… Это все, что мне было нужно от тебя. Ничего больше.

Он эффектно потянулся, подмигнул ей и покинул комнату.

Флоренс со стоном зарылась с головой под одеяло и несколько минут ругала Джекоба самыми последними словами.

И она еще хотела найти в нем друга, мрачно думала она, слезая с кровати. Натянув джинсы, она принялась зашнуровывать спортивные тапочки. Для нее стало почти делом чести, осознала Флоренс, следовать в общении с ним нормам цивилизованных человеческих отношений, не опускаясь до мелочных склок и обоюдных упреков, прилагая титанические усилия, чтобы не допустить между ними сексуальной близости, потому что секс — очень зыбкая, опасная почва, чтобы строить на ней взаимосогласие.

Но Джекоб каждый раз все ее попытки наладить непринужденное общение растаптывает варварски, как Аттила, предводитель гуннов. Чудовище, сварливый извращенец, он нисколько не изменился!

Флоренс поправила на себе одежду и пригладила волосы, но спускаться вниз медлила. В минуты подобного душевного волнения она обычно искала спасения под душем или в ароматизированной ванне, но в этих суровых условиях, очевидно, придется обходиться без привычных успокоительных средств. Отсутствие должных удобств действовало на нее угнетающее. Она имела обыкновение принимать ванну по нескольку раз в день и уж конечно же бежала прямиком в душ каждый раз после сна. А здесь что делать?

Похоже, только и остается тешить свое пристрастие к чистоте утренними и вечерними омовениями. Причем в холодной воде в ледяной темной ванной. Потому что Джекоб наверняка, завидев ее с банным мешком в руке, немедленно усядется перед камином, а она из гордости не станет просить его удалиться, чтобы иметь возможность раздеться и понежиться в старой оловянной ванне у огня. А если и попросит, он постарается вернуться пораньше, чтобы застать ее голой.

Флоренс покраснела. А разве она сама не подсматривала за ним сегодня утром, когда он купался в реке? Лицемерка, ханжа!

Она нехотя спустилась вниз, но Джекоба в гостиной не оказалось. Входная дверь была распахнута настежь, и Флоренс, выглянув на улицу, увидела, что он сидит на покосившейся старой скамейке у стены двора, греясь в ярких лучах ласкового утреннего солнца. Вид у него был беззаботный, непринужденный, словно ему плевать на весь мир. Ну да, зачем ему забивать себе голову каким-то распорядком принятия гигиенических процедур и прочими бытовыми мелочами? Он ждет, что вокруг него все образуется само собой, как это всегда и бывало.