Возлюбленный мой

Когда дверь шкафа закрылась, Джон подумал о том... что хочет быть похожим на Тора.

Идя по коридору, было забавно осознавать, что одна мысль так и крутится в голове, снова и снова, и ее наличие словно возвращало мир на круги своя: с тех пор, как он впервые повстречал парня, все, начиная с комплекции Брата, его ума, и заканчивая тем, как он относился к своей женщине, как сражается, и даже глубокий звук его голоса... все это заставляло Джона хотеть быть похожим на Тора.

Это хорошо.

Это... правильно.

Спускаясь в послеоперационную палату, он осознал, что не хочет, чтобы наступала ночь. В конце концов, в большинстве случаев прошлое лучше похоронить... Особенно его прошлое, потому что оно смердело.

Но вот в чем дело: теперь у него было больше шансов отвлечь Хекс от того, что с ней сделал Лэш. И ей понадобится еще одна ночь, может, две, прежде чем она полностью придет в себя. И сможет, по крайней мере, еще раз покормиться.

Таким образом, он будет знать, где она и сможет удержать ее рядом с собой весь вечер.

Независимо от того, что думал Тор, Джон не обманывал себя. Рано или поздно, она уйдет, и он не сможет ее остановить.

***

На Другой Стороне, Пэйн прогуливалась вокруг Святилища, упругая зеленая трава щекотала ее босые ноги , нос наполнял аромат жимолости и гиацинтов.

Она не спала ни минуты с тех самых пор, как мать вернула ее из летаргического сна, и хотя поначалу это казалось странным, она старалась об этом не думать. Просто так было.

Скорее всего, ее тело уже достаточно отдохнуло за последние годы.

Оказавшись перед храмом Праймэйла, она не стала заходить внутрь. И чертоги матери она тоже миновала – еще слишком рано для визита Рофа , а спарринг с ним был единственной причиной, по которой она там появлялась.

Подойдя к изолированому храму, она распахнула дверь, хотя было сложно объяснить, что побудило ее повернуть ручку и ступить на порог.

Чаши с водой, в которые издавна смотрели Избранные, чтобы увидеть предстоящие события, которые произойдут на другой стороне, стояли аккуратными рядками на столах, а рядом лежали готовые к использованию свитки чистого пергамента и перьевые ручки.

Ее взгляд поймал отблеск света, и она подошла к его источнику. Вода в одном из хрустальных сосудов, не замедляясь,  двигалась по кругу, как будто чашу только что использовали.

Она огляделась.

– Кто здесь?

Никто не ответил, только сладкий запах лимона подсказывал, что Ноу-Уан была здесь недавно и стирала одежды. Что было, если честно, пустой тратой времени. В храме не встретишь пыль, грязь или сажу, но ведь Ноу-Уан была частью великой традиции Избранных, не так ли?

Оставалось лишь проделывать работу, которая служила не особо великой цели.

Пэйн развернулась и прошла мимо пустых стульев. Неудача ее матери так остро чувствовалась в воздухе, прямо как царившая в данный момент тишина.

Она не любила эту женщину, правда. Но печальная реальность заключалась в том, что все планы, строившиеся долгое время, не увенчались успехом: создать специальный способ отбора, намериваясь отсеять дефекты и сделать расу еще сильнее. Научить встречать врага на поле боя и всегда побеждать. Сделать так, чтобы количество ее детей множилось, и чтобы все они служили ей с любовью, послушанием и радостью.

И где сейчас Дева-Летописеца? В одиночестве. Никто не преклонялся перед ней. Никто ее не любил.

И, скорее всего, будущие поколения все реже и реже будут выбирать ее путь, ведь многие родители теперь отдалились от традиций.

Покинув пустую комнату, Пэйн вышла на яркий свет и…

Внизу, возле сияющего бассейна, двигалась блестящая золотистая тень, танцующая, словно тонкий цветок на ветру.

Пэйн зашагала к ней и, подойдя ближе, решила, что Лэйла, судя по всему, помутилась рассудком.

Избранная пела песню, в которой не было слов, ее тело двигалось в танце, который не имел ритма, волосы развивались в воздухе, словно флаг.

Это был первый и единственный раз, когда женщина не забрала волосы наверх, на манеру всех Избранных, по крайней мере, Пэйн видела ее такой впервые.

– Сестра моя! – сказала Лэйла, останавливаясь. – Прости меня.

Ее блистательная улыбка была ярче, чем золото ее одежд, а аромат – сильнее, чем когда-либо, запах корицы звенел в воздухе, как и ее прекрасный голос.

Пэйн пожала плечами.

– Тебе не за что просить прощения. Воистину, твое пение услада для слуха.

Лэйла снова элегантно взмахнула руками.

– Какой прекрасный день, не правда ли?

– Воистину. –  Пэйн вдруг почувствовала укол страха. – Твое настроение значительно улучшилось.

– Это-это-это, – Избранная снова закружилась в пируэте, красиво выставив ногу в сторону. – Воистину, это прекрасный день.

– Что доставило тебе такую радость? –Хотя Пэйн знала ответ. Смена настроения, в конце концов, редко бывала спонтанной – для этого всегда необходим некий толчок.

Лэйла замедлила свой ​​танец, руки и волосы опустились и застыли. Когда ее элегантные пальчики поднялись ко рту, казалась, она не могла подобрать слова.

Она, наконец, послужила надлежащим образом, подумала Пэйн. Ее опыт как эроса больше не был лишь теорией.

– Я... – Румянец на щеках стал еще ярче.