Возмездие

— Ветер прекрасно заменяет поэзию, звезды — фрески маляров, а дождь — музыку, жеманные же стихи нервируют горше скрипа несмазаных колёс. Что до твоей версии, Гаэтанелло, то спроси нашего учёного магистра-медикуса, когда он проспится и протрезвеет, и ты узнаешь от него печальный и прозаический факт.

— Какой же?

— Папоротник никогда не цветёт.

— Неужели всё так ужасно, и мир совсем лишён романтики? Как страшно жить… — поморщился епископ. — Впрочем, чёрт с ним, с папоротником. Сойдёт и кактус. Уж кактусы-то точно цветут, Энцо, я знаю. Сам видел.

— Не поминай нечистого, Гаэтано, тебе сан не позволяет. Иди спать.

Альбино понял, что разговаривал Монтинеро с монсеньёром епископом Квирини, и снова подивился странным суждениям его преосвященства. Впрочем, если клирик подлинно был пьян, то чего и спрашивать? Но если высшая знать города глумится над беззащитными женщинами, а Глава города смотрит на это сквозь пальцы и даже покрывает негодяев, если прокуроры и подеста равнодушны к убийствам и закону, а епископы пьют, как сапожники, играют в карты и чертыхаются, то подлинно времена пришли последние…

К колодцу подошли люди подеста, намеревавшиеся охранять его до утра. Епископ посмотрел на них и ушёл. Прокурор тоже отошёл в тень и остановился. Перед ним стояла Катарина Корсиньяно.

— Этого человека убили?

Монтинеро задумчиво поинтересовался:

— А, что, он тоже был вашим поклонником? Но люди Марескотти чаще воруют понравившихся девиц, чем утомляют себя ухаживаниями. С чего же вам беспокоиться о нём?

— Знаете, Лоренцо, — в тоне Катарины проступила досада, — я вас иногда ненавижу.

— Знаю, — кивнул Монтинеро, — это от девичьей глупости. Пройдёт. — Прокурор прижал девицу к дереву, переходя на куда более интимный тон. — На Петра и Павла я женюсь на тебе, поняла?

Девица злобно хмыкнула, но потом, сочтя глупым обсуждать сватовство Монтинеро, спросила снова:

— Так этот человек убит?

— Мёртв, — уточнил прокурор, потом поглядел на девицу внимательней, — ты, часом, не видела ли кого у колодца?

— Нет, но момент выбран удачный, там фейерверк, тут темень кромешная.

Голос Лоренцо Монтинеро стал нежнее и мягче, он обнял девицу.

— О, дочь законника! А знакома ли ты с «Corpus iuris civilis»? — деловито уточнил он, имея в виду свод римского гражданского права.

Он ненароком подлинно обидел Катарину, резко оттолкнувшую его и заявившую, что не потерпит таких издевательств. По четырём томам Институций она училась читать, Дигесты листает в минуты отдыха, Кодекс Юстиниана знает наизусть, а «Новеллы» перечитывает для удовольствия. Как он смеет задавать такие идиотские вопросы?!

Монтинеро искренне извинился и пообещал:

— Я непременно буду советоваться с тобой по всем уголовным делам… в то время, когда буду не занят исполнением супружеского долга. Ты прелесть, Катарина.

Девица разъярённой кошкой что-то прошипела в ответ, но этого Альбино уже не расслышал. Они ушли.

* * *

Уснуть Альбино в эту ночь не удалось, несколько часов пролежав без сна, он на Бдении вышел в ночной сад. Голова его остыла, мысли текли вяло. Ему подумалось, что Марескотти на самом деле вовсе не так легкомысленно подходит к смертям своих людей, как могло бы показаться. Или его гнев был всё же порождён только старой распрей и препирательствами с подеста? Тот подлинно вёл себя вызывающе, но отчасти его поведение объяснялось разумно: что найдёшь среди ночи в темноте колодца? А что делал у колодца Монтинеро? Подозревает ли он кого?

Потом мысли Альбино снова обратились к Камилло Тонди. Он, вначале показавшийся ему человеком приятным и дружелюбным, но, в общем-то, недалёким, в эту ночь проступил совсем иной гранью. Не привёл ли он его специально к колодцу? Тонди прекрасно знал повадки своего кота и мог оставить его у колодца специально, зная, что тот не убежит. Но зачем? Чтобы обнаружить труп? Что ему в Пьетро Грифоли?

Альбино закусил губу, вспоминая события вчерашнего вечера.

Тонди ничуть не был удивлён или расстроен неожиданной находкой, не обнаружив ни ужаса, ни беспокойства. И после, наблюдая склоку Марескотти с подеста, он ни на минуту не потерял самообладания, хоть снова привычно играл трусоватого простачка. Может, это его манера и он всегда пытается на людях выглядеть глупей, чем есть на самом деле? Но всё поведение Тонди, и деланное, и проступившее этой ночью, свидетельствовало о том, что мессир Камилло подлинно безразличен к смерти Грифоли, — от каких бы причин она не последовала. Удивила и сила архивариуса, слабаком он куда ка не был. Но если так, зачем приводить его, Альбино, к трупу? Какая ему разница, когда его обнаружили бы?

Значит, он ни при чём…

Может ли вообще всё произошедшее быть просто случайностью? Да, почему нет? Грифоли мог подойти к колодцу, наклониться за ведром и случайно упасть вниз. Пьяным он особенно не был, по крайней мере, Альбино не заметил, чтобы он, подобно Фантони, много пил, но что с того? Мера у всех разная, кому трёх бутылок мало, чтобы голову потерять, а кому и стакана довольно.

Сам он выпил несколько стаканов, но, как обычно, хмеля не почувствовал, помнил всё очень отчётливо.