Возмездие

Амали никогда бы мне не простила, если бы я не остановил это.

Это мысль движет мной, когда я приступаю к работе, покрывая свои руки кровью людей, у которых нет возможности защитить себя.

Это слишком легко.

И всегда было слишком просто.

Мой клинок поражает верно, разрывая артерии и жизненно важные органы, похищая жизнь так же легко, как я дышу, и в этом есть что-то настолько чудовищное, что у меня возникает внезапное желание сопротивляться, отступить и оценить ситуацию, прежде чем я убью всю мидрианскую эскадрилью.

Это никогда не случится.

И уже слишком поздно.

Они уже мертвы, а я жуткая рука смерти. Что-то — или кто-то — сделало меня таким, и я не знаю почему. Меня это больше не волнует. Все, что я могу сделать, это использовать эти чудовищные способности, чтобы исправить баланс.

Видите ли, мы, Достопочтенные — даже те из нас, кто покинул Орден, — все одержимы поддержанием баланса.

И эти проклятые высокомерные мидрианцы слишком долго склоняли чашу весов в свою пользу.

Пора весам отклониться в другую сторону.

Амали начала это.

Я могу только довести дело до конца.

Глава 24

Амали

Как только Кайм исчезает, Облако ускоряется.

Меня чуть не выбросило из седла, но каким-то образом мне удается зацепиться и сохранить свою жизнь, пока он мчится через лес, делая мощные шаги вверх по большому холму, ведущему к моему дому.

Едь медленно, сказал Кайм. Ха.

— Сумасшедшая лошадь, — рычу я на тиге. — У тебя когда-нибудь заканчивается энергия? Я бы посоветовала тебе притормозить, но знаю, что у тебя только один хозяин.

Упрямая лошадь. Она слушает только Кайма.

Проклятое седло. Без Кайма, который меня поддерживал, я неуклюже прыгаю вверх и вниз. Мне неуютно, все болит, и я очень устала. Огромная рубашка Кайма задирается до бедер, пока мы мчимся сквозь деревья. И я очень натерла зад.

Но мой дискомфорт улетучивается, когда улавливаю легкий намек на дым в воздухе.

Я делаю глубокий вдох и замираю.

Это не дым от древесины.

А тростниковый дым.

Желтые сладкие кусты, которыми мы покрываем крыши наших хижин, при горении источают характерный запах. В дыме есть намек на жженый сахар.

Страх поражает меня так сильно, будто меня ударили в живот.

Что, если мы опоздали?

Что, если с Каймом что-то случилось? Я знаю, что Кайм движется, как призрак, и сражается, как демон, но он устал и ранен, и, если он прав, там много солдат.

— Нет, — плачу я, пока Облако подводит меня все ближе и ближе к моему худшему кошмару.

— Ты должен остановить их, — шепчу я отчаянную молитву моему смертоносному призрачному убийце, который, несомненно, является реинкарнацией Лока. Как еще он мог забирать жизнь с такой легкостью? Как еще он мог свести меня с ума? — Я сделаю все, что угодно, если ты просто не дашь этим гребаным мидрианцам убить мой народ. — Дать это обещание нетрудно. Этот человек уже овладел мной, и я сама не могу этого объяснить.

Спаси их.

Спаси мою деревню. Мой народ.

Я начала это.

Когда воткнула свое импровизированное оружие в шею Хоргуса, я начала это.

Я больше никогда не буду такой наивной.

Облако вьезжает в глухой туман. Деревья растворяются в дымке, их стволы становятся бледными и призрачными в слабом утреннем свете. Если не считать дыма, это место выглядит точно так же, как было, когда я уезжала.

Я дома.

Облако переступает грань Круга Очищенной Земли, и внезапно мы оказываемся в деревне среди горящих хижин и тел.

Очень много тел.

Желчь поднимается у меня в горле, когда я смотрю вниз и повсюду вижу мертвых мидрийцев. Кровь просачивается в твердую почву.

Так много крови.

Медный запах крови смешивается с едким дымом. Я яростно моргаю, когда дым попадает мне в глаза, заставляя их слезиться.

И внезапно тишину пронзает ужасный крик.

Женский крик. Знакомый крик.

Сана? Это ты?

К испуганным крикам присоединяется детский голос. Маленький ребенок, на самом деле младенец, возможно, возрастом только в одну зиму.

Звук пробуждает во мне что-то глубокое и первобытное. Я натягиваю поводья, как это делал Кайм много раз. Чудесным образом Облако идеально останавливается, фыркает и копает землю. Это шар свирепой энергии, его тело напрягается и дрожит.

Но каким-то образом он подчиняется. Как будто понимает серьезность ситуации.

Не раздумывая, я соскальзываю со спины Облака и вынимаю из ножен короткий клинок Кайма. Я бегу навстречу крикам, мои босые ноги стучат по твердой земле. Я уворачиваюсь от тел убитых мидрийских солдат, избегая луж темно-алой крови.

Работа Кайма. Все это.

Когда смотрю на тела на земле, меня охватывает странное чувство отстраненности. Каждое убийство пугающе четкое. Горло аккуратно разрезано, кольчуга пронзена с зверской точностью. Есть даже один, у которого голова отделена от шеи. Обезглавлен.

Насилие выглядит легким — почти неприлично.

Ужас узлом закручивается в моем животе.

От дыма у меня горит горло. Глаза слезятся.

Я борюсь с рвотными позывами.

Все это было сделано его рукой.

Та самая рука, которая так нежно ласкала мою щеку; которая крепко держала меня, пока мы пересекали темные, пустые земли Мидрийской империи.