Возмездие

– А в этом тебе остается только полагаться на меня. Однако, если ты снова преступишь закон, мне придется заняться Соммерсетом. У меня про­сто не будет другого выхода.

– Значит, нам надо объединить усилия и по­стараться не ставить друг друга в безвыходные си­туации. По-моему, обсуждая это, мы попросту те­ряем время.

– Черт возьми, ты заставляешь меня идти по жердочке через пропасть!

– Я это отлично понимаю, – сказал Рорк сухо, и, обернувшись, она увидела, что он смот­рит прямо перед собой – холодно и мрачно.

– Ты говорил мне, что не можешь переме­ниться. Но я тоже не могу перемениться, Рорк.

– И прежде всего ты – полицейский? Ну что ж, лейтенант, продемонстрируйте свою профессио­нальную выдержку. – Он развернулся к компьютеру. – Сейчас я покажу тебе Марлену.

И Ева увидела смеющуюся девушку с голубы­ми глазами и длинными пшеничными волосами. Она вся светилась молодостью и весельем.

«Какая она была крошечная», – подумала Ева, глядя на тоненькую фигурку в белом платье с кружевами. В маленькой, как у куклы, руке у нее был тюльпан – розовый тюльпан с каплями росы на лепестках.

– Воплощенная невинность, – сказал Рорк едва слышно, нажал какую-то кнопку, и на экра­не появилась голограмма из дела Марлены.

Ева вздрогнула от ужаса. Кукла была сломана и вся в крови. Они сфотографировали ее обнаженной, и видна была каждая нанесенная ей рана.

– А это, – сказал Рорк, – невинность погуб­ленная…

У Евы заныло сердце, но она, не отрываясь, смотрела на экран. «Ну почему?! – подумала она. – Почему опять ребенок? Почему так часто жертвами оказываются дети?»

– Будем считать, что ты обосновал свою пози­цию, Рорк. – Ева протянула руку, убрала с экра­на голограммы, а потом обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

– Я бы снова поступил так же, – медленно проговорил он. – Без колебаний и без сожале­ния. А если бы я мог избавить ее от страданий, я пошел бы и дальше.

– Если ты думаешь, что я тебя не понимаю, ты ошибаешься. Я повидала не меньше твоего. И живу с этим – каждый день. Живу, отлично зная, что может один человек сделать с другим. И стараюсь делать все, что в моих силах.

Он внезапно закрыл ладонями лицо.

– Прости. Знаешь, эти воспоминания… Вина, беспомощность…

– Глупо винить себя.

– А кого еще винить? – резко спросил он, опуская руку.

Ева обошла вокруг стола и остановилась на­против Рорка.

– Винить следует О'Малли, Рили, Кэни, Роуэна, Макни и Калхуна. – Сейчас она знала, чем может его утешить. – Очевидно, я не должна это­го говорить, но все-таки скажу. Ты был прав. То, что ты сделал, было необходимо сделать. Это было справедливое возмездие.

Рорк взял ее за руки, их пальцы сплелись.

– Мне так нужно было услышать от тебя эти слова!

Она осторожно убрала руки и повернулась к экрану.

– Давай работать. Нам надо переиграть этого ублюдка на его поле.

Они засиделись за полночь, и Ева заснула, едва коснувшись головой подушки. Но перед са­мым рассветом ее снова начали мучить кошмары.

Рорк сквозь сон почувствовал, как она мечет­ся, тут же проснулся и повернулся к ней. Ева, тя­жело дыша, пыталась освободиться от чего-то, что видела только она.

– Все в порядке, Ева.

Он попытался ее обнять, но она стала выры­ваться – судорожно, неистово.

– Не надо, не надо, не надо! – В голосе ее бы­ла мольба.

– Все в порядке, я с тобой. – Рорк крепко прижимал ее к себе, гладил по спине, по волосам, и Ева наконец начала успокаиваться. – Он тебя здесь не достанет. Мы его не пустим.

Рорк услышал долгий вздох, и тело ее обмяк­ло. А он еще долго лежал, глядя в темноту и не выпуская ее из своих объятий.

Когда Ева проснулась, Рорка в постели уже не было. К этому она привыкла, но его не оказалось и на диване, где он имел обыкновение пить по ут­рам кофе, просматривая утренние биржевые свод­ки. Полусонная, Ева забралась в душ. Придя наконец в себя, она вдруг вспомнила сон – и засты­ла, протянув руку к халату.

Маленькая грязная комнатенка. Красные от­блески за окном. Живот подводит от голода. От­крывается дверь, и, пошатываясь, входит отец. Он пьян, но не мертвецки. Нож, который она взяла, чтобы отрезать кусок заплесневевшего сыра, с грохотом падает на пол.

Отец бьет ее по лицу, наотмашь, а потом – о ужас! – наваливается на нее. Его жадные руки шарят по ее телу, зловонное дыхание вызывает приступ тошноты… Но это не она сопротивляет­ся. Это Марлена, Марлена в разорванном белом платье, лицо искажено болью и страхом. Хрупкое тельце распростерто в луже крови.

Ева смотрит на погибшую девушку. Лейтенант нью-йоркской полиции Ева Даллас вновь встре­тилась со смертью. Она тянется за потертым по­крывалом, лежащим на кровати, – хочет укрыть девушку. Да, по правилам она не должна ничего трогать на месте преступления, но Ева не может с собой совладать.

Она берет покрывало, но, обернувшись к телу, видит, что это не Марлена. Ева смотрит на саму себя – мертвую, в крови – и роняет покрывало на собственное лицо…

Ева, вздрогнув, накинула на себя халат и трях­нула головой, прогоняя воспоминания, о ночном кошмаре. Не время думать о собственном про­шлом. Надо ловить убийцу, который наверняка уже выбрал новую жертву.