Возмездие

Предложенная товарищем Менжинским схема, на первый взгляд, проста: мы должны заставить Савинкова поверить в существование в России новой, дотоле неизвестной ему мощной контрреволюционной организации, остро нуждающейся в опытном, авторитетном руководителе. В интересах большего правдоподобия мы для Савинкова изобразим даже контакт этой организации с его людьми в Москве. Их достаточно здесь под нашим контролем. Поверив во все это, он должен приехать к нам. А поверить ему в это тем легче, что он знает: подлинной антисоветчины у нас предостаточно. Естественно, что наша организация действовать не будет. Она — миф. Миф для всех, кроме Савинкова и его людей. И чтобы они этого не разгадали, нам надо работать очень умно и точно, наполняя миф абсолютно реальным, хорошо известным нам опытом деятельности подлинных антисоветских организаций. Мы не будем провоцировать наших противников на преступления. Этого нам не нужно. Но нам нужно разгадать и парализовать направленные против нас вражеские усилия. А конкретная наша цель — выманить сюда преступника из преступников Бориса Савинкова. И судить его. Это нанесет удар по всей контрреволюционной эмиграции, внесет разлад в ее ряды, облегчит нам борьбу с нею.

Сегодня мы собрались, чтобы коллективно представить себе фигуру Савинкова во всех доступных нам ракурсах. Кто начнет разговор?

Феликс Эдмундович передал ведение совещания начальнику контрразведывательного отдела Артуру Христиановичу Артузову, а сам сел за свой стол и углубился в чтение бумаг. И все знали: если он подвинул к себе папку с четырьмя тисненными на ней буквами ВСНХ, значит, он взялся за свои государственные дела по Высшему Совету Народного Хозяйства. Дзержинский, услышав, как Артузов грустно уговаривал кого-нибудь выступить первым, сердито отодвинул от себя папку и поднял голову.

В этот момент встал оперативный уполномоченный Андрей Павлович Федоров и попросил слова. Это был невысокий худощавый мужчина лет тридцати пяти, с гладко зачесанными назад густыми каштановыми волосами. Он был в штатском костюме, сидевшем на нем ладно и непринужденно: на нем был грубошерстный свитер с высоким валиком воротника, казалось, его крупная голова посажена прямо на плечи.

— Я взял на себя довольно трудную задачу — обрисовать психологическое состояние Савинкова, — начал Федоров очень серьезно и совсем без волнения, — по его биографии у нас есть особый докладчик, но и мне неизбежно придется опираться на различные эпизоды его жизни. Кто-то заметил, что ничто так не разрушает веру, как разочарования. Савинков пережил минимум два огромных разочарования. Первое — в эсеровском терроре против монархии. Об этом он пишет в книгах «Конь блед» и «О том, чего не было». Второе — разочарование во всех своих планах погубить Октябрьскую революцию и Советскую власть. Об этом — книги «Конь блед» и «Моя борьба с большевиками».

— А если он еще верит в победу? — раздался высокий голос Дзержинского.

Вопрос был неожиданным, и Федоров немного стушевался, но, помолчав, ответил:

— Этого не может быть, Феликс Эдмундович, для этого он должен иметь сильную и ясную идею.

— Сильную и ясную с вашей точки зрения? — перебил Дзержинский. — А разве с его точки зрения не является такой идеей свержение в России большевиков? — спросил Феликс Эдмундович, вставая из-за стола и подходя к Федорову.

— Попытаюсь ответить вам, Феликс Эдмундович.

— Ну, ну, давайте, — Дзержинский сел рядом с Федоровым и, подперев голову руками, приготовился слушать.

— По-моему, он просто из тех, кому легче умереть, чем с арены активного действия уйти в небытие, — продолжал Федоров свою мысль. — Он насмерть отравлен сознанием своего соучастия в делании истории. И вот он продолжает деятельность, благодаря которой он так или иначе находится на поверхности и, кроме всего прочего, сохраняет за собой право надеяться на международное покровительство и на международную славу. Но поскольку вся его деятельность направлена против нас, против нашей Страны Советов, он прекрасно знает, что на западной политической бирже котируются не прошлые его дела, а будущие. Сейчас он теряет опору в нашей стране и очень нервничает…

Дзержинский вырвал из блокнота листок, написал на нем что-то и передал Артузову. Тот прочитал: «Кого назначим первым номером?» Артузов написал поперек: «Думаю» — и вернул листок Дзержинскому.

— Мне кажется, — продолжал Федоров, — что Савинков сейчас должен находиться перед необходимостью сменить тактику борьбы с нами, и вот это для нас главное. Припертый к стенке небытия, он может пойти на все, и, поскольку за спиной у него остаются наши заклятые и могущественные враги, мы можем понести новые серьезные потери. Так вот, мне кажется, что сейчас он на перепутье, и психологически этот момент для наших планов весьма благоприятен… — Федоров остановился, чуть вопросительно глядя на Дзержинского.