Если бы врач в больнице Эребру не настаивала на том, чтобы меня подержали на больничном, поскольку я подверглась как физической, так и психической травме, меня немедленно вернули бы в камеру в корпусе «D» и к обычному распорядку. Теперь мне выпал шанс находиться в лазарете, пока тюремный врач не сочтет, что я восстановилась.
Меня встречает Тина — одна из тех охранниц, которая проработала в Бископсберге все пять лет моего пребывания там. Нахмурившись, она оглядывает меня — бритую голову, покрытое шрамами лицо. Едва с меня снимают наручники и ремень, как она помогает мне подняться с каталки и обыскивает, желая удостовериться, что я ничего не скрыла под белой больничной рубашкой. Когда она заканчивает, я тяжело опускаюсь на одну из кроватей. Все на свете отдала бы сейчас за дозу морфина, но лекарства, относящиеся к разряду наркотических, в учреждении так просто не выдают.
В комнате стоят две кровати с тумбочками, а из высокого зарешеченного окна падает дневной свет. В воздухе висит легкий запах спирта для дезинфекции рук и чистящих средств. Тина говорит, что здесь обо мне позаботятся и что мы увидимся в корпусе, когда я буду пободрее. Вскоре появляется мощная пожилая женщина в круглых очках и дает мне пластиковый стакан с трубочкой.
— Я медсестра тут, в Бископсберге, — говорит она. — Тебе надо восполнить потерю жидкости. Выпей как можно больше.
— Мне нужно обезболивающее, — жалуюсь я, хотя и понимаю, что она ответит.
— Могу предложить только парацетамол. Если тебя по-прежнему мучают боли, тебе нужно поговорить об этом с доктором.
Она уходит, но тут же возвращается, протягивая мне бумажную мензурку с двумя белыми таблетками. Поблагодарив ее, я запиваю таблетки водой.
— В случае необходимости нажми на кнопку вызова, — говорит она. — Постарайся заснуть. Сон — лучшее лекарство.
Она уходит, а я ложусь на кровать и надеюсь, что таблетки подействуют.
Когда замок шуршит в следующий раз, за окнами уже темно — я проспала всю вторую половину дня. Входят охранник с женщиной, тяжело опирающейся на его руку. Женщина ложится на другую кровать, охранник накрывает ее одеялом, прежде чем оставить нас.
Через некоторое время я поднимаюсь на локте и здороваюсь с ней, но ответа не получаю. Тогда я сажусь в постели и спускаю ноги, ощущая подошвами холодный линолеумный пол. «Либо она не слышит, либо уже спит», — думаю я и делаю шаг вперед. Увидев, кто лежит в постели, я начинаю пятиться, но тут женщина открывает глаза и смотрит прямо на меня.
Я оказалась в одной палате с Адрианой Хансен, Королевой Бископсберга — опасной женщиной, о которой ходит очень дурная слава. Естественно, я много раз видела ее издалека в учреждении, но мне никогда не приходилось иметь с ней дел.
— Я слышала, что Анна чуть не убила тебя из самообороны, — произносит она, растягивая слова. — Это делает тебя жертвой или преступницей? Или и той, и другой?
Я не понимаю, что она имеет в виду, и оставляю вопрос без ответа. Тогда она издает хриплый смешок. Вернувшись к своей кровати, я ложусь обратно. В тишине я чувствую на себе ее взгляд. Через некоторое время она говорит, что не против моего общества:
— Приятно будет познакомиться с тобой поближе. Раздается новый смешок. Я делаю вид. что сплю, пока меня не уносит в горячечное полузабытье.