— Нет и еще раз нет. Единственное, на что я пойду, — это на поэтапную оплату.
«Мы мыслим одинаково, — усмехнулся Тимофей, — только одни и те же вещи называем по-разному». Андреасов был более точен, назвав это «графиком работы из расчета за каждый час».
— Хочешь узнать, что мы собираемся сделать на первом этапе?
— Ты как будто в привокзальном кафе, а не в ночном клубе. Куда-то торопишься?
— Да нет. — Он помолчал, понимая, что упустил инициативу. И начал откуда-то с середины: — Этапов будет несколько. Я не исключаю, что на какой-то ступени мы споткнемся и не сможем продолжить работу. Но будем надеяться, что этого не случится.
— Да, в жизни всякое бывает. Можно дать тебе совет?
— Почему нет?
— Втягивайся в работу, но не тяни время.
— Сегодня ты говоришь и выглядишь по-другому. В голосе хрипотца, на лице румянец.
— Нервы, — коротко ответила Ким. — Это все нервы. Я так хочу отомстить этой сволочи!
Лебедев многозначительно покивал. Молодая женщина говорила достаточно искренне, и ему не потребовался бы полиграф, чтобы убедиться в этом.
Сейчас ею всецело овладело чувство сильнейшей вражды. Он не мог не сбиться на свой фирменный лад, подумав: так сыграть могла только актриса, объявившая своему кровнику вендетту. И мысли о подставе пропали, словно их и не было вовсе.
— У тебя есть вопросы?
— Да, — покивал Тимофей. — Первый, от него и будем плясать: куда доставить ребенка?
— На железнодорожный вокзал в Сплите. В следующую среду.
Этот второй по величине город в стране нашел себе место на побережье Адриатики, между городами Задар и Дубровник. Он же — самая южная точка национальной хорватской дороги. «Доставить мальчика в ближайшую среду», — мысленно повторил за клиенткой Лебедев. Он точно знал, что именно по средам из Сплита прицепной вагон отправляется с поездом номер 1204 и прибывает в Будапешт в четверг. Что ж, она поставила ему условия, загнав, так сказать, во временные рамки. Придется поторопиться.
— Ладно, мы доставим мальчика на вокзал, а что дальше?
— Ничего. На этом ваша работа закончится. У меня есть план, но я не хочу раскрывать его.
— Хорошо, что он есть, — улыбнулся Лебедев.
— Итак, за что я должна заплатить?
— Мы планируем разведку местности. Я слышал про это шато, но ни разу там не был.
— Значит, встретимся завтра в это же время?
— Как раз в это время мы будем заняты.
Ким едва сдержала улыбку: «Попался!»
Половина третьего ночи. Точнее — два часа тридцать две минуты. Теперь — уже тридцать три. В эту секунду раздался повторный звонок в дверь. Если он не откроет Лебедеву (а это был он, кто же еще), тот начнет доставать его по телефону. Был еще один вариант: пристрелить гостя через окно в гостиной.
Андреасов сел в кровати, тяжело дыша. Что, приснился кошмар, или он задыхался, лежа на спине? Проклятый храп, как бы избавиться от него…
Николай сунул ноги в тапочки и, не включая света, вышел из спальни в прихожую. Она больше походила на небольшой холл, декорированный столиком, вешалкой в виде лосиных рогов, плетеной корзинкой с клюшками для гольфа, торчащими из нее подошвой вверх. У клюшки sand wedge с утяжеленной подошвой, служащей для удара из бункера с песком, была отрезана ручка, и небольшим сужением в том месте она входила в ствол шестизарядного «кольта-питона». Когда Андреасов вытащил из корзинки эту смычку и разъединил ее, в его руках оказалось и огнестрельное, и холодное (колюще-ударное) оружие.
— Кто? — спросил он, бросив взгляд на монитор системы безопасности.
— Я, Лебедь, — раскрыв рот, проговорил надтреснутым механическим голосом маленький черно-белый человечек.
Андреасов потыкал толстым, как сарделька, пальцем по клавишам пульта, набрав четырехзначный код, и отдельно — расположенную клавишу ввода. И подумал: «Было бы неплохо, если бы вместо Лебедя за дверью оказался обслуживающий банкомат клерк с мешком денег».
— Пришел узнать, который час? — проворчал он, впуская припозднившегося гостя.
Лебедев не прошел дальше гостиной и сел за столик, стоящий вплотную к стене и походивший на ресторанный. Андреасов был вынужден устроиться напротив, положив револьвер перед собой.
— Что случилось? — поторопил он гостя и не сдержал тяжелого вздоха: ночь была потеряна безвозвратно. Это Тимофей — сова и ночью бодрее, чем утром. Андреасов же… что-то вроде ожиревшей вороны, зевавшей круглые сутки.
Лебедев ответил не сразу, причем вопросом на вопрос:
— Ты вспоминаешь ту переделку на Лосином острове?
— На каком острове?.. Ах, да, — наконец сообразил Николай. Открыв холодильник и выпив ледяной минералки, он продолжил: — Ну, если ты групповое убийство называешь переделкой…
— Так вспоминаешь или нет? — настаивал Тимофей.
— Так, иногда отдельные моменты всплывают перед глазами. Но совесть меня не мучает, если ты об этом.
— Нет, совсем нет. Знаешь,
— Постой, последние события — имеешь в виду смерть Шевкета?