Попав в штрафной батальон, Аваськин Санька совсем потерял покой. Теперь он постоянно находился на передней линии, к тому же расстояние между линиями обороны местами было лишь метров тридцать. Приходилось тяжело: ночами укрепляли позицию, для чего рубили деревья и обустраивали блиндажи в три и четыре наката, дзоты, копали окопы. Голову не высунуть, вмиг найдет снайперская пуля. На каждом шагу смерть.
Однажды утром настала очередь Саньке нести на передовую еду. Не хотелось ему туда, сказался больным. Конечно, командир отделения не поверил ему.
- Пойдешь. Твоя очередь, - сказал он, как отрезал.
Санькины глаза наполнились слезами, сам он побледнел, но идти пришлось. Пока он нес термос с едой, стало светать. Санька шел медленно. Солдат, который вместе с ним тоже нес еду, давно уже дошел до траншеи и ждал его.
Вдруг раздался выстрел. Санька плюхнулся на землю. Тотчас снял термос, вскочил на ноги и, вихляя, побежал. Добежал и прыгнул в траншею.
- Ранили, - пожаловался он.
Снайперская пуля попала в ту же руку, которую раньше прострелил он сам. «Кость не задета, но все равно снайпер спас меня от штрафной роты», - обрадовался Санька. После ранения он три недели с удовольствием провел в медсанбате. «Еще бы две недельки полежать тут», - размечтался он.
После выписки из медсанбата Аваськина опять отправили на переднюю линию. Спустя некоторое время его назначили командиром отделения.
Шум боя остался позади. Санька забрел в болотистое место, местами проваливаясь в жижу до пояса. Петя Цибуля, бежавший за ним, еле поспевал. Санька знал хорошо, зачем и куда он идет. Сейчас исполнение его мечты как никогда близко.
Обессилевший от бега Цибуля закричал.
- Куда мы идем, товарищ младший сержант? Там враги!..
- Это ничего, попадем в плен - голова будет цела.
- Что?!
- Молчи, чего расшумелся? Я сам не знаю, в какую сторону идти. Сбился с пути...
Солнце клонилось к вечеру. Шум боя сейчас далеко-далеко.
- Куда мы идем? - опять спросил боязливо Цибуля.
- Ты, оказывается, трусливый, Цибуля. Не ной, я тебе сказал, - рассердился Аваськин.
И в это время прозвучало долгожданное Аваськиным слово:
- Хальт!
Санька, бросив карабин, поднял высоко руки.
Именно этого боялся Цибуля. Хоть он был и молод, но пуще смерти боялся плена. Теперь, вот, без единого выстрела - плен. Несмываемый позор на всю жизнь. Он рванул затвор, загнал патрон в патронник, но вражеский автомат был быстрее. Цибуля упал на дорогу, как подкошенный. Аваськин обернулся. «Это хорошо. Теперь больше нет никого, кто бы меня знал», - радовался он в душе.
Немецкие солдаты Аваськина доставили в поселок Погостье. Здесь в ряд стояли пять красноармейцев, попавших в плен. Все они были ранены, еле стояли на ногах. Переводчик, коверкая русские слова, спросил, есть ли среди них офицеры и политруки. Санька пристально вгляделся в лица пленных солдат. Его острый взгляд остановился на двух красноармейцах, которые с двух сторон поддерживали тяжелораненого товарища. Аваськин сразу узнал его: политрук Сомов. Санька, как бешеный зверь, подбежал к нему и сорвал с его головы окровавленный бинт. По лицу потекла струйка крови.
- А-а, это ты, комиссар! – с искаженным от злости лицом закричал Аваськин. – Там ты был мастер говорить, что же ты здесь язык проглотил? – При этом приставил свой палец к груди Сомова. – Вот, он политрук! – сквозь зубы процедил он, обернувшись к немцам.
- Предатель! Подлая собака! – плюнул в лицо Аваськина Сомов.
Аваськин отскочил назад.
- Комиссар, комиссар он! – закричал он.
Прозвучала автоматная очередь, и Сомов упал.
Остальных пленных красноармейцев загнали в кирпичное здание, похожее на склад, с решетками на окнах,
Аваськина назначили старшим среди пленных.
- Если кто-нибудь из них сбежит – кхх! кхх! – пригрозил офицер.
Аваськин попытался что-то сказать, но его толкнули в спину автоматом, и он вместе со всеми оказался внутри склада. Железная дверь с грохотом захлопнулась.
Темно. Сыро и холодно. Слышались стоны тяжелораненых.
Аваськин задремал, и сразу, как наяву, перед ним встал комиссар Сомов. Вот он пригрозил ему раненой рукой и, сказав: «Подлая собака!», опять плюнул в лицо. Санька от страха проснулся, вытер потный лоб рукавом.
Чуть посидев, опять лег и уснул тревожным сном. Тихо. Только изредка слышался чей-либо стон. Вот чьи-то сильные руки схватили Саньку за горло. Санька задергался всем телом, пытался помочь себе руками, но напрасно. Он не смог ни вдохнуть, ни выдохнуть. И - темнота.
Затем три красноармейца подошли к телу Саньки, сняли с его ног обмотки и обвязали их вокруг его шеи. Уже хотели его подвесить к крюку на стене, но не успели: вдруг за дверью послышались шаги. Три тени быстро разошлись по местам. Открылась дверь, и вошли три автоматчика. «Встать» - раздалась команда. Раненые красноармейцы со стоном встали. «Этот почему не встает?» - сказал один из немцев и пнул раза три по телу Аваськина. «Мертв» - сказал другой. Затем два немца, схватив за ноги, вытащили тело и бросили его за складом. Пересчитав оставшихся, ушли.
- Похоже, смена постовых, - сказал кто-то в темноте.