На самом деле, большую часть времени, проведённого вдали от зорких глаз Талкинских сплетниц, Шашков колесил по России в поисках какой-то архивной информации и не раз гостил у Андрея, в Брянске. Об этих поездках Филиппыч говорить не любил, он и не настаивал и единственное, что знал о расследовании – то как-то связано с ВОв. Уж больно старинные документы хранились в скромной картонной папочке с надписью: «Дело №»…
Дом Шашкова находился по правую руку от Горяевых и выходил фасадом на улицу. Был он маленьким, аккуратным, облицованным лакированной вагонкой, крытый самодельной деревянной черепицей и окружённый высоким штакетником. Собаку у Филиппыч не держал, потому что:
– Помру, а его куда? Вряд ли кто-то из местных захочет забрать. Жаль животину! Да и что у меня воровать-то?
Поэтому когда Андрей зашёл во двор, его встретила гробовая тишина. Закрыв калитку изнутри на ключ, убедился, что свет в доме погашен и направился прямиком в баню. Филиппыч уже вовсю орудовал в парной – как только Андрей открыл дверь, в лицо ему хлынула густая волна душного воздуха. Старик стоял у печи с полным ковшом кипятка – поздоровался кивком и выплеснул очередную порцию воды на раскалённую каменку. Горячее облако пара рванулось из печного нутра и повисло у потолка молочно-белой пеленой, волосы затрещали от жара, кожа мгновенно покрылась крохотными капельками влаги, а по спине, щекоча, потекла струйка пота.
Повалившись рядышком на полок, они уставились в пространство расфокусированными взглядами и какое-то время сидели молча. За это умение молчать, слышать и говорить важное Андрей очень любил старика и обязательно при каждом посещении родителей заходил в гости.
Бывает настроение – говорить не хочется, но и одному оставаться невмоготу. Не все люди умеют молчать правильно: часто затишье говорит о напряжённости, обиде или равнодушии. С Филиппычем тишина звучала иначе. Казалось, он считывает настроение на самом глубоком уровне и легко подстраивается под человека. Так вышло и в этот раз – старик заговорил только после того, как они по очереди отлупцевали друг друга вениками и Андрей, выудив из бочонка с холодной водой принесённую бутылку пива, расслабленно уселся обратно.
– Что, с женой полаялся? – полюбопытствовал, наблюдая, как запрокидывая голову, он делает первый глоток.
От неожиданного вопроса Андрей поперхнулся и пиво пошло носом – скривившись, отставил бутылку, помотал головой и только после этого спросил:
– С чего ты взял?
– Так пиво же принёс, – охотно пояснил Шашков, – Хотя не дурак вроде, знаешь, что в бане нельзя. Притом пиво дорогое. У нас в магазине такое не продают. Значит, родители ни при чём. Из города вёз. Жена?
– Да ты просто Шерлок Холмс, Филиппыч, – усмехнулся Андрей. – Ладно, угадал. Жена.
– Поживёшь с моё, не только Холмсом – и Ватсоном, и собакой Баскервилей побываешь, – сострил Филиппыч. – Что случилось-то?
– Что, что… Бабья дурь случилась. Давай, не будем о ней говорить, а? Как вспомню – глаз дёргаться начинает.
– Глаз – это серьёзно, – согласился старик. – От нервов все болезни. Давай не будем. А о чём будем?
– Ну, например… О Кузнецовой. Как тебе такая тема?
– Хм…
Услышав эту фамилию, Шашков сощурился и вперился в глаза Андрею: явно понял о ком речь. Впрочем, это ни о чём не говорило – вполне возможно, фамилию Филиппычу сказали полицейские. Хотя… Будучи старейшим жителем Малой Талки, он просто обязан знать её лично!
– А что это ты, Андрюшка, замашки ментовские вспомнил? Никак расследованием решил заняться?
Андрей вдохнул: он прекрасно понимал, что Филиппыч угадал случайно – выстрелил наугад в небо и попал в утку. Но как же ему это удаётся? Ведь постоянно так угадывает! Жаль, что словам Борисова Филиппыч идеально подходит на роль подозреваемого – высокий, пожилой… Старуху, вероятно, знал. С другой стороны – ну какой из него убийца? Главное, зачем? Пусть даже бабка и правда была богатая. На что ему её деньги в почти девяносто лет?
И всё-таки не стоит сильно с ним откровенничать. Если человек к восьмидесяти семи годам не изрисован по уши синим граффити, то прежде всего, это говорит о его уме. А не о законопослушности. Уж в чём, а в уме Филиппычу не откажешь.
Но вслух эти мысли Андрей высказывать не стал. Лишь съюморил, с нарочито-серьёзным видом грозя пальцем:
– Ты, Филиппыч, хвостом не крути. Спрашиваю – отвечай. А то решу, что замешан в этом деле.
– Я? – изумился старик. – Замешан?
И захихикал искреннее и по-детски – щуря глаза, хватаясь за живот и раскачиваясь из стороны в сторону. Отсмеявшись, икнул, вытер выступившие на глаза слёзы и покрутил головой:
– От же ты остряк! Ладно, спрашивай, чего хочешь знать! Тока давай, в дом пойдём. Чего тут торчать?