Возьми мое сердце

Зак опять уселся перед телевизором, держа банку пива. Передача возобновилась. Уорнер комментировал появлявшиеся на экране фотографии: третья жена Зака Шарлотта вместе с ее матерью и детьми, потом Лу и Вилма. Ведущий описал жестокую манеру, с которой были совершены убийства: Шарлотта с семьей застрелена, Лу и Вилма — задушены.

Смятение Зака только усилилось, когда Уорнер показал снимки убийцы, предоставленные родственниками жертв. Фотографии были сделаны в течение десяти лет проживания преступника сначала в Миннесоте, потом в Массачусетсе и в Айове. В разные периоды он то носил бородку, то чисто брился, а волосы то отращивал, то коротко стриг. Иногда он был в очках с толстыми линзами, иногда в круглых «бабушкиных» очках или вовсе без очков. Его вес также постоянно колебался от крайней сухощавости до дородности и снова к худобе.

Далее ведущий представил вниманию зрителей компьютерную обработку образа маньяка, который учитывал его нынешний возраст и возможные вариации, состоящие из волосяного покрова на лице и на голове, разной массы тела и аксессуаров в виде очков. К ужасу Зака, один из фотороботов существенно напоминал его нынешний облик. «Но ведь зрители видят все картинки скопом, — успокаивал он себя, — они ни за что меня не узнают».

«Профайлеры из ФБР считают, что, если исходить из его прошлой занятости, этот человек в данный момент может работать на заводе или на складе, — продолжал Уорнер. — Однажды ему также довелось быть помощником электрика. Единственным явным его увлечением можно считать уход за садиком возле дома. Маньяк всегда с большим удовольствием возился у себя на участке и гордился результатами своего труда. Мы раздобыли снимки его бывших домов и сейчас их продемонстрируем. Все три фото сделаны осенью. Как видите, убийца весьма неравнодушен к ярко-желтым хризантемам — они в изобилии насажены то вдоль подъездной аллеи, то вдоль тропинки к крыльцу».

Зак так и подскочил в кресле. Он пулей вылетел на улицу, истерически схватился за лопату и принялся выкапывать цветы. Впопыхах он не сразу заметил, что фонарь над входом освещает всю тропинку, но затем поспешно его выключил. Задыхаясь, он в полной темноте выдирал из земли кусты хризантем и швырял их в пластиковые мешки. Неожиданно ему пришло в голову, что с минуты на минуту на аллее возле своего дома может появиться Эмили. Ему вовсе не хотелось, чтобы она застала его за этим нелепым занятием. Зак подумал и о том, что соседка могла обратить внимание на цветы еще днем; как бы их отсутствие не вызвало ее любопытства, ведь какие-нибудь новые насаждения им на замену можно будет купить не раньше завтрашнего утра.

Не дай бог Эмили что-нибудь заподозрит. Может, кто-то из ее коллег уже обсуждает эту программу? Интересно, вспоминает ли этот кто-то про хризантемы? Обратил ли внимание на ту паршивую картинку кто-нибудь на его складе или в этом квартале? Связал ли два факта: то, что Зак живет и работает здесь два года, и то, что ровно столько времени минуло с его бегства из Де-Мойна?

Едва Зак закончил вырывать последние стебли, как на аллее возле дома Эмили показался ее автомобиль. Он скрючился в тени и наблюдал, как она выбралась из машины, устремилась к входу и скрылась за дверью. Откуда бы она сейчас ни приехала, можно ли поручиться, что она не видела этой передачи? Даже если она в подходящий момент лишь мельком взглянула на экран — у нее должно было сработать профессиональное чутье. Если этого не случилось сейчас, то ждать все равно недолго...

Зак понял, что придется ускорить приготовления к отъезду, который произойдет гораздо раньше намеченного срока.

32

Кончилось тем, что Майкл Гордон почти все свои выходные посвятил общению с Грегом и Кейти. В пятницу вечером за ужином у Нири обычно немногословный Грег неожиданно разоткровенничался. Майкл пытался повиниться перед ним за сомнения в его невиновности, но Олдрич только отмахнулся и признался:

— Майк, я не раз думал об одном происшествии, которое случилось со мной в шестнадцатилетнем возрасте. Я попал в тяжелейшую автокатастрофу и полтора месяца провел в реанимации. Из того периода я ровным счетом ничего не помню. Потом мама мне говорила, что последние три недели я бредил, нес всякий вздор и просил вынуть из меня трубки, которые якобы в меня понатыкали. Оказалось, я принимал медсестру за свою родную бабушку, которой не стало, когда мне было шесть лет...

— Ты никогда об этом не рассказывал, — заметил Майк.

— Кому приятно вспоминать, каково это — стоять на пороге смерти? — Олдрич натянуто улыбнулся. — Да и кому, спрашивается, хочется об этом слушать? В мире все и так достаточно беспросветно, не стоит забивать себе голову чьими-то унылыми историями, которым двадцать шесть лет в обед. И вообще, давай сменим тему...

— Давай, — согласился Майк, — а то ты ничего не ешь. Грег, сколько фунтов ты сбросил?

— Достаточно для того, чтобы опять влезть во все костюмы.