Возможно, в другой жизни

– Ну да. В Нью-Йорке, по крайней мере, есть метро. В Остине можно припарковаться где угодно. Зато Лос-Анджелес не может похвастаться ни тем, ни другим.

– Везде свои заморочки. Так что не подыскивай повод, чтобы снова отсюда сбежать.

– Да я и не думала. – Я заливаюсь краской, как будто меня уличили в чем-то нехорошем.

Мы заходим в кафе и занимаем очередь. Прямо передо мной витрина с выпечкой. На верхней полке я вижу булочки с корицей. Огромные, вполовину моей головы.

– Ого! – вырывается у меня.

– Да уж, – улыбается Итан. – Мне не терпелось привести тебя сюда с тех самых пор, как я наткнулся на это местечко.

– И как давно это было? – смеюсь я.

– Давненько. Только не надо шутить насчет того, что я был помешан на тебе все эти годы… тем более что я сам готов признать это. – Он делает шаг к кассе. – Булочку с корицей, пожалуйста.

– Подожди-ка, а тебе?

– Только взгляни на эту громадину, – говорит Итан. – Нам вполне хватит одной на двоих.

Поймав мой красноречивый взгляд, он смеется.

– Простите, – говорит он кассирше, – мы возьмем две булочки.

Я достаю кошелек, но Итан решительно пресекает мои попытки заплатить.

Мы берем воду и усаживаемся за столик. Осталось дождаться, пока нам подогреют булочки.

– Скажи, ты бы попытался переспать с Кэтрин, не останься я с тобой в эту субботу?

Раньше я предпочла бы не задавать этот вопрос, но в последнее время я стараюсь чаще озвучивать то, что меня беспокоит.

Вопрос, похоже, застал Итана врасплох.

– О чем ты?

– Ты флиртовал с ней весь вечер. Признаюсь, меня это задело. Я просто хочу… мне важно знать, что мы – это мы двое… и никого третьего между нами быть не может.

– Поверь, для меня ты – единственная женщина в мире. Мне нужна ты и только ты.

– Но если бы я тогда не осталась…

Итан опускает стакан с водой и смотрит мне прямо в глаза.

– Послушай, я пришел в тот бар в надежде застать тебя одну. Я хотел поговорить с тобой, понять, что ты чувствуешь. Я перемерил кучу рубашек, прежде чем нашел подходящую. Я купил жевательную резинку… так, освежить дыхание. И с Кэтрин я танцевал только потому, что боялся заговорить с тобой. Понятия не имею, что бы я стал делать, если бы ты дала мне от ворот поворот. Но что бы я ни сделал, это лишь потому, что увидел бы твою незаинтересованность. Если ты заинтересована, то и я тоже. И только в тебе.

– Я заинтересована. Очень даже заинтересована.

Итан улыбается.

Нам приносят булочки. Запах сахара и специй наводит меня на мечтательный лад. Такое чувство, будто я наконец-то дома.

– Знаешь, – говорю я Итану, – все это время я металась по стране, даже не понимая, что мой дом там, где булочки с корицей.

Он смеется.

Я беру нож и вилку и отрезаю кусочек. Затем подношу его ко рту.

– Надеюсь, она не обманет мои ожидания.

Булочка не просто хороша. Она восхитительна. На моем лице расплывается довольная улыбка. Я кладу вилку и смакую этот первый кусок.

Итан смеется.

– Тебя не удивит, если я съем всю булочку?

– Не особенно, – улыбается он.

Сам он размеренно жует кусок за куском, будто это обычный гамбургер. Итана, в отличие от меня, не назовешь сладкоежкой.

– А если я потом примусь и за твою?

Слова вылетают у меня изо рта вместе с крошками.

Итан небрежно смахивает их со щеки.

Я чувствую, как краска заливает мое лицо.

– Прости, – вздыхаю я. – Вышло по-свински, что и говорить.

– Да уж, не слишком изящно, – посмеивается он.

– А что, если я и дальше буду плеваться в тебя булочками? Разве это не станет концом наших отношений?

Итан качает головой.

– Перестань уже мучить себя. Ты и я. Мы вместе. Хватит искать трещинку в наших отношениях. – Он кладет на тарелку вилку и нож. – Что, если там вовсе нет трещин? Ты как, готова к такому повороту?

– Да, – говорю я, – готова.

Готова ли? Пожалуй, да.

* * *

Если верить фильмам, время посещений в больнице строго ограничено. «Простите, сэр, но вам пора уходить». Не знаю, как насчет всей больницы, но на моем этаже никто не обращает на это внимания. Родители и Сара просидели у меня до девяти. Моя медсестра, Дина, то и дело заглядывала в палату, но и словом не обмолвилась о том, что им пора уходить.

Габби вернулась пару часов назад. Она наотрез отказалась уходить домой, заявив, что переночует на стареньком диване у меня в палате. Марка она заранее предупредила, что проведет эту ночь в больнице. Он прислал мне с Габби букет цветов и открытку с пожеланиями скорейшего выздоровления.

Так мы лежали какое-то время, и Габби все болтала и болтала, пока не уснула.

Уже с полчаса как она похрапывает у себя на диване. Я бы тоже рада заснуть, но внутреннее возбуждение никак не уляжется. Четыре дня я провела без движения. Мне ужасно хочется пошевелиться. Хочется подвигать ногами.

Но я не могу. Все, на что я способна – вытянуть руку и включить настольную лампу. Я открываю журнал, который принесла мне Сара, и начинаю пролистывать его. Со страниц на меня смотрят женщины в нелепых одеждах, сфотографированные в каких-то экзотических местах. Один снимок, судя по всему, был сделан где-то в Сибири. На женщине купальник в горошек. Похоже, такой узор снова в моде. По крайней мере, в Европе.