Оказывается, Карл ужасно влип. Жутко банальная история с погоней за деньгами. Его конструкторское бюро взялось изготовить какой-то прибор при условии, что с ними будет заключен дополнительный договор на создание другого, фиктивного, аппарата. Заказчик — откуда-то из Зауралья — так завяз в делах, что согласился на поставленные условия. К сроку он получил то, что хотел, а в придачу какие-то светокопии ноевских времен, якобы документацию по тому другому, несуществующему аппарату. На руководимое Карлом конструкторское бюро, не пошевельнувшее ради того и пальцем, свалились, как манна небесная, несколько тысяч рублей. Эту кругленькую сумму они поделили между собой как премию за сверхплановую работу. Но, видать, кто-то получил меньше, чем ожидал, и настучал куда следует. Народный контроль нагрянул как гром среди ясного неба, для выяснения дела съездили и за Урал. Теперь хлопот не оберешься. Карл вместе с компаньонами должен возместить причиненный государству ущерб. Сумму компенсации Карлу назначили огромную, конечно же, еще и хороший нагоняй получит и вылетит с должности заведующего конструкторским бюро.
Вильма выпалила свою новость с жаром — известное дело, человек, несущий радостную весть, возвышается в собственных глазах. Сильвия оцепенела под этой лавиной слов. Ошеломляющий провал Карла Курмана она поначалу восприняла лишь в общих чертах, и только после ухода Вильмы у нее возникла куча вопросов. Кое-какие обстоятельства следовало бы уточнить.
Но так ли уж важно знать подробности постыдного происшествия?
Она — человек сторонний, которому рассказали поучительную историю о том, что сколько веревочке ни виться… и что жадность кого угодно с пути собьет.
Вильмин рассказ отдавался в ушах Сильвии обрывками звуковой записи, контакт между передачей и приемом местами прерывался. Обрывочной была и запечатленная зрительной памятью картина. Например, выпал кусок о возвращении Вильмы к машине. Только в тот момент, когда завелся мотор, Сильвия вдруг заметила на соседнем сиденье мужчину и вздрогнула от неожиданности: яркая клетчатая кепка на голове этого типа должна бы сразу броситься в глаза. Над желтой нейлоновой курткой одутловатое лицо. Любопытством он не страдал, даже не глянул в сторону Сильвии. Вильма ни словом о своем спутнике не обмолвилась — будто рядом на сиденье валяется прихваченная с собой дорожная сумка. В конце концов, какое Сильвии дело до Вильминых новых приятелей и новых перспектив. Ведь именно новые жизненные возможности следует держать на недосягаемом для чужих глаз и слов расстоянии. Видно, и Вильму жизнь кое-чему научила. О том, что кануло в прошлое, — об этом можно и порассуждать — похвалить или похулить, а надежды в своей беззащитности сквозняков не выдерживают.
Карл обесчещен и выставлен на позор. Поделом! Так и надо предателю и трусу! Злорадство свое Сильвия хотела бы выкричать в мягкий осенний воздух, но как человек воспитанный даже не пикнула. Или ей помешало еще что-то помимо пресловутой северной выдержки? Увы, холодная сдержанность не лишает человека сильных чувств, и слезы можно себе вполне позволить, только не в саду, где кто-нибудь может увидеть, а в темной комнате и за запертой на ключ входной дверью — не дай бог, чтобы кто-либо из милых соседей оказался свидетелем!
Сильвия разжигала в себе злорадство, пальцы нервно дрожали, словно ей захотелось немедленно забросать Карла комьями грязи. Вот тебе! Уж не позвонить ли завтра утром ему на службу и подчеркнуто вежливо спросить заведующего конструкторским бюро. Можно, например, сообщить, что Карл Курман выписан с прежнего места жительства, поскольку он уже почти год не проживает на улице такой-то в доме номер таком-то, чем и нарушил паспортный режим. Пусть-ка получит еще одну оплеуху: вся жизнь разваливается — лишается места работы, а теперь и места жительства, хотя оно давно уже было лишь формальным. А все-таки числиться в подушных списках надежнее, чем жить невесть где тайно из чьей-то милости.