Эрвин и Вильма стояли на газоне, при виде Сильвии они оборвали разговор, оба раскраснелись, похоже, что ссорились. Во всяком случае, они не скрывали своего плохого настроения. Оба из вежливости отпили по нескольку глотков, рассеянно поглядывая по сторонам, цветы и пение птиц их больше не интересовали. А ведь только что Вильма, далекий от природы человек, восхищалась: как благоухает в саду! Теперь она была безучастна, словно соляной столб. Сильвия пыталась весело болтать, предложила сварить кофе и приготовить бутерброды — не желает ли Эрвин рюмочку коньяка? Эрвин ничего не желал. Вдруг оказалось, что они спешат. Озадаченная Сильвия отложила открывалку — очень жаль, что гости уже уходят. Она проводила их до ворот. Ей бросилось в глаза, как неуклюже влезает Эрвин в машину, — раскисший джентльмен едва махнул ей на прощанье. Сильвия загрустила — она обидела славных людей. Вряд ли они захотят вернуться сюда еще когда-нибудь.
Оставив за собой хвост пыли, машина свернула за угол.
Сильвия побрела в дом. Настроение у нее тоже было на нуле.
Ее ничуть не трогало, что стаканы так и остались в саду, а блюдца с растаявшим мороженым приманивают мух. Безветрие и мягкий свет вечернего солнца вдруг показались ей такими обыкновенными в этой чаще пронизывающе холодной и хмурой Эстонии, что ее даже не тянуло подышать воздухом в саду. Сильвия забилась в угол дивана, подобрала под себя ноги, уставилась в голую стену, где когда-то висела хотя и небольшая, но ценная коллекция картин Ванды Курман, и ощутила тоскливое чувство одиночества. Тоска заставила ее сжаться, сердце начало покалывать.
Быть может, впервые Сильвия подумала о покойной Ванде Курман с глубоким, мучительным сочувствием. Правда, она всегда относилась к покойной свекрови заботливо, но ее участие и забота были вызваны прежде всего чувством долга, которое то и дело приходилось подстегивать, чтобы оно не слабело.
Последние дни жизни Ванды Курман пришлись на теплое летнее время. Карл общался с больной лишь в той мере, насколько это было неизбежно. Она не роптала, и без того было ясно, что терпение требовало от нее большого напряжения сил. Жизнерадостный пудель Юмбо все зимние месяцы крутился поблизости от Ванды Курман и спал возле ее кровати, а то и вовсе в ногах. Конечно же, к неудовольствию Сильвии. Но с наступлением весны собаку стало не удержать в доме. Долгие дни Ванда Курман проводила в полном одиночестве. Карл предлагал пригласить к больной для компании какую-то знакомую старушку, но Ванда Курман не согласилась, эта неряшливая и любопытная женщина ее не устраивает. Ну раз больная хочет покоя, пусть будет покой, — разговор об этом больше не поднимался. Сильвия уходила на работу позже Карла, перед тем как запереть дверь, она обязательно заходила к больной — нет ли у нее еще каких-нибудь пожеланий? Как-то утром Ванда Курман удивила ее необычной просьбой: чтобы Сильвия принесла ей из сада на стенку парочку пауков. Она будет наблюдать за их возней, может быть, забудет свои дурные мысли.
Сильвия просьбу выполнила, хотя и с тяжелым сердцем: в довершение ко всему у Ванды Курман начиналось слабоумие.
Теперь, мучаясь острым чувством одиночества, Сильвия подумала — такая пустота, что хоть пауков в дом приноси. Составили бы ей компанию, может быть, с ними можно было бы и поговорить?
После похорон свекрови Сильвия увидела сон, который до сих пор стоит у нее перед глазами.
Свекровь положили в сундук и оставили его в комнате у стены. Карл сказал: пусть остается здесь, кому она помешает? Но однажды пришло известие: Грандмана сняли с работы, и новый человек, что вместо него, не разрешает оставлять мертвецов дома. Сильвия принялась поспешно искать, где бы похоронить свекровь. Но где ни копнет лопатой, всюду трубы да кабели.
От отчаяния она проснулась. Карлу же и не заикнулась о своем жутком и абсурдном сне. Хотя так тянуло спросить: скажи-ка, кто такой Грандман? Знакомо тебе это имя?
Наконец Сильвия поняла, что мысли ее пошли совсем уж в непозволительную сторону. Человек должен быть выше своих настроений! Этот давний бодрящий лозунг пришелся как нельзя кстати. Сильвия заставила себя подняться, нарочно шаркая ногами, прошла на кухню и принялась за домашние дела.
В раковине бегал древесный паук, Сильвия раздавила его.
Поздно вечером, только закончились последние известия, зазвонил телефон.
Сильвия бросилась к аппарату и нетерпеливо схватила трубку. Как хорошо, что Вильма вспомнила о ней! Сильвия начала поспешно извиняться — пусть Эрвин ее простит, зря она расстроила его такой нелепой просьбой. Вильма как ножом отрезала ее болтовню: