— Но ты не исключение, — вытирая глаза, утешала мудрая Лулль. — Когда-то и я безгранично верила одному человеку; если для меня под солнцем и существовало что-то надежное, так это он. Но однажды вечером он ушел и больше не вернулся. Он не умер, с ним не случилось никакого несчастья, он просто исчез. Он не потрудился даже написать мне хотя бы несколько строк или объясниться как-то иначе. Знаешь, я чуть с ума не сошла. Впоследствии, размышляя об этом, я никак не могла вспомнить, в какой момент я совершила ошибку. Эта его беспощадность долго терзала меня.
Лулль выглянула в окно и прищурилась.
— Мы верим тебе, Орвинька, — добавила она спустя мгновение.
Никогда раньше, да и потом Лулль не вызывала у Орви столь теплых чувств, как в тот раз. Орви слушала Лулль и думала, что кровное родство в действительности, пожалуй, не что иное, как большая условность. Нити родословной зачастую не так-то легко распутать. Не одна только последняя война создала множество таких неопределенных ситуаций. Родители стремительно расходились и так же стремительно с кем-то сходились. Новый муж превращался в нового отца, очередная жена в очередную мать. Новых супругов называли мачехой и отчимом только в старину, когда хотели подчеркнуть изменение состава семьи, как событие из ряда вон выходящее.
— Ты добрый человек, Лулль, — смущенно пробормотала Орви.
— Вот видишь, — с облегчением вздохнула мачеха. Очевидно, она боялась, что Орви снова заупрямится.
Она взяла Орви за руку и стала уговаривать, как ребенка:
— Теперь будь умницей и собери свои вещи. Потом мы вызовем такси и поедем домой. Отец сейчас затопил печь, в комнате тепло. Ты ляжешь в свою постель, положишь голову на подушку — и горя как не бывало.
Орви послушно собрала пожитки. Это не составило большого труда. Она жила в этой комнате, как в поезде, — все имущество в двух чемоданах под кроватью. Надев пальто, Орви взглянула на вазу, которую она недавно купила. Цветы, которые приносил Кулло, не годилось рассовывать по банкам или бутылкам. Орви повернула вазу, ловя свое отражение на гранях стекла.
Лулль захотелось всячески подбодрить Орви, и она тихим голосом похвалила ее вкус, сказав, что Орви сумела выбрать очень красивую вещь. Орви написала трем «А» милое прощальное письмо и оставила им вазу на память. Лулль стояла у Орви за спиной и кивала: она умела ценить щедрость.
С того момента, как они вышли из дверей общежития с чемоданами в руках, Орви полностью предоставила устройство своей жизни заботам Лулль. Орви слепо доверяла ей — Лулль знала, что делала, она не могла ошибиться.
Лулль подыскала для Орви новое место работы — Орви стала упаковщицей на конфетной фабрике. Таким образом, она оторвалась от тех, кто, правда, все реже, но все же иной раз называл девушку принцессой с золотой короной. Удивительно, но три «А» выразили сожаление, когда Орви покинула швейную фабрику. Они наперебой приглашали Орви в гости и признались, что порой обижали ее.
Вскоре в поле зрения Орви снова появился Маркус. Мир в глазах Орви опять расцвел. Было так спокойно, словно все совершалось играючи. Благополучие, неизменно приветливая обстановка дома, приятные беседы, милые шутки, а по вечерам под окном блестящая красная машина.
Бывало, Маркус приглашал их всей семьей в ресторан. У Лулль поднималось настроение, и она щебетала, как беззаботная пташка. Орви глядела на нее с усталой улыбкой — умудренная жизненным опытом Лулль умела радоваться искреннее, чем юная Орви. Однако постепенно веселье Лулль заражало и девушку: наслаждение жизнью — искусство, которому стоит поучиться.
Впоследствии Маркус и Орви стали проводить время вдвоем. Так уж получалось, что то у Лулль не было времени, то отец жаловался на плохое самочувствие.
Маркус не докучал Орви разговорами. Какие-то невинные истории, чтобы не сидеть весь вечер молча, не больше. И тем не менее бывать в обществе вежливого и внимательного Маркуса было приятно.
В шумном ресторане, когда наскучивало следить за танцующими парами, Орви устремляла порой взгляд на запястье Маркуса — золотые часы на золотом браслете красиво сочетались со смуглой кожей. Орви подумала, что руки эти — надежные.
Маркус не был неприятен Орви, более того, постепенно Орви стала относиться к нему благосклонно. Этому способствовало и единодушное одобрение, с которым Лулль и отец относились к любому шагу Маркуса. Люди, на которых можно положиться, с удовольствием видят возле себя себе подобных. Кто знает, как бы все обернулось, если б вдруг появился Реди, встряхнул и вывел ее из состояния апатии. Но когда люди сами остерегаются встрясок, обычно не вмешивается и случай. Мало ли кругом людей с насквозь промерзшей душой!