Возможность выбора

Маркус смотрел на Сулли и удивлялся, какие у нее ласковые и зовущие глаза. Однажды он в них уже утонул. Ему хотелось вновь и вновь задохнуться от горячего трепета. Разве он не заслужил права на это? Избив, его признали мужчиной, теперь он силен и может добиться всего, чего только захочет. Маркус усмехнулся и подумал, что человеку полезно поваляться в муравейнике.

— Временами я скучаю по дому, — пожаловалась Сулли. — У нас там на вершине елки, за хлевом часто сидела воронья пара. Я и теперь иногда по утрам смотрю в окно — где-то мои милые серенькие вороны?

За спиной Сулли висело зеркало, целиком заполненное отражением ее длинных черных волос, переливавшихся в свете люстры. Маркусу хотелось прижаться лицом к зеркалу, чтобы одновременно ощутить и прохладу, и запах волос.

С тех пор Маркус каждый вечер приходил к Сулли. Дядя относился к нему доброжелательно. Он интересовался городскими новостями, с помощью Маркуса добирался до стола, нехотя ел и усмехался, глядя, с каким аппетитом уплетают Маркус и Сулли.

Не прошло и недели, как Сулли позвала Маркуса в свою комнату, усадила его рядом с собой на диван и вздохнула. Опустив руки на колени, она сказала, что хочет ему кое в чем признаться.

Сулли высказалась коротко и ясно. Она заявила, что ждет ребенка. Ей было бы бесконечно жаль, если бы это отпугнуло Маркуса, но в то же время она не имеет никакого права оказывать на него давление. Если же Маркус согласен взять ее вместе с ребенком, то в интересах семейного покоя им надо поторопиться с оформлением соответствующих документов. Она сама лишена каких бы то ни было предрассудков, но если Маркус не захочет признать чужого ребенка своим, то она и без него справится. Пусть Маркус все обдумает и примет решение.

Если бы Сулли плакала, раскаивалась, просила прощения или посыпала свою грешную голову пеплом, то это, возможно, и оттолкнуло бы Маркуса. Но естественность и откровенность Сулли обезоружили его. То, что Сулли даже не собиралась его обманывать, потрясло Маркуса. Сколько раз ему приходилось слышать о женском коварстве!

Почему же ему, Маркусу, не проявить снисходительность! И уж поскольку Сулли доверилась ему и попросила защиты, в Маркусе пробудилось мужское стремление покровительствовать слабому. С этой минуты он чувствовал себя в ответе за Сулли. Пусть только кто-нибудь попробует сказать о Сулли что-нибудь дурное! Уж такому-то негодяю он во всяком случае заткнет рот.

Маркус гордился, что перед тем, как сделать решительный шаг, он ни минуты не колебался и ни с кем не советовался. Чего стоит мужчина, который перед женитьбой станет выкладывать любому встречному всю подноготную и, как дурачок, выслушивать мнения посторонних! Маркус еще до службы в армии привык быть самостоятельным, теперь же, имея работу и заработок, он и вовсе прочно стоял на ногах.

Свадьбу справили скромно. Мать Сулли приехала в город под вечер, привезла молодоженам полсвиньи и на рассвете уехала обратно в деревню. Паула и мать Сулли, как люди из одной деревни, обрадовались встрече. За свадебным столом они вспоминали знакомых и родные места, поносили создание колхозов и оплакивали своих покойных мужей. Торжественное событие на несколько дней подняло настроение дяди. Позабыв о своем слабом здоровье, он потягивал вино, держа дрожащими пальцами длинную ножку рюмки, похожей на колокольчик. Он засыпал молодоженов подарками. Кроме всего прочего, вечером после свадьбы он протянул Маркусу узорчатую серебряную табакерку. Маркус не сумел оценить ее по достоинству. Он с интересом рассматривал тонкую работу и пытался понять, зачем мастер вложил столько труда в пустую безделушку. В жизни еще столько несделанного, что каждый мало-мальски радивый человек должен был бы приложить свое умение к тому, чтобы создавать необходимые вещи. В свое время Маркус приобрел профессию кровельщика, он знал цену умелым рукам и ощущал гордость, когда заканчивал на каком-нибудь доме очередную крышу. Если же говорить о красоте, то, по мнению Маркуса, прямые как стрела швы тоже чего-нибудь да стоят.

Жизнь Маркуса и Сулли быстро вошла в колею. Сулли работала кассиром на железнодорожном вокзале, Маркус крыл жестью крыши, а дядя по вечерам с нетерпением ждал их возвращения домой.