Возможность выбора

Одно из самых горьких воспоминаний Орви относилось ко дню ее рождения, когда ей исполнилось четырнадцать лет.

Отец подарил ей на карманные расходы денег больше, чем обычно. Личные деньги, которые можно тратить как вздумается, вскружили девочке голову. Она долго колебалась, прежде чем тряхнуть мошной, ходила из магазина в магазин, пока ее взгляд не остановился на удивительно красивых украшениях. Орви, не раздумывая, купила себе перстень с большим голубым камнем, желтые бусы и несколько браслетов с висюльками, блестящих, как из золота. Карман был доверху набит драгоценностями.

Вернувшись домой, Орви разложила свои покупки перед мачехой.

Лулль чуть не померла со смеху.

Она приподнимала двумя пальцами чудесные украшения и отпускала их. Браслеты и бусы со звоном падали на стол.

— И ты думаешь, что эта мишура способна кого-нибудь украсить?

Орви переминалась с ноги на ногу и недоумевала, как же быстро огромная радость может обернуться стыдом и унижением.

Орви сгребла свою мишуру и запихала ее в самую глубь ящика стола. Но строгая в вопросах воспитания Лулль не давала Орви забыть ее позор. Каждый раз, когда к Лулль приходила какая-нибудь ее приятельница, мачеха заставляла Орви показывать свои сокровища. Они все ржали, как лошади, и Лулль громче всех. Затем Лулль, задумчиво глядя вдаль, рассуждала, как трудно воспитывать в человеке хороший вкус. Некоторые доживают до седых волос, а все похожи на сорок, так расфуфыриваются, что звон от них идет.

Орви послушно стояла перед приятельницами Лулль, едва сдерживая слезы. С каждой демонстрацией украшений в Орви росло чувство вины. Ей стало казаться, что на сердце у нее лежит еще что-то необъяснимо позорное и безнравственное. Словно она написала на стене неприличное слово или поцеловалась с мальчиком.

Только одна приятельница Лулль не рассмеялась, когда Орви заставили в очередной раз показать свои сокровища. Та женщина серьезно посмотрела на девушку и сказала утешающе:

— Ничего страшного, путь к прекрасному тернист.

Теперь, охваченная тревогой за свою руку, она испытующе смотрела в лица своих товарок по работе. Нет ли среди них человека, который сказал бы, успокаивая ее:

— Ничего страшного, моя рука вначале тоже дергалась, да так сильно, что на ночь я ее подвязывала к шее. Чтобы ненароком не стукнуть мужа.

15

Поздно вечером Сулли увезли в больницу, она должна была родить второго ребенка.

После ужасного открытия, когда Маркус догадался, кто является истинным отцом первого ребенка Сулли, он провел много вечеров вне дома. Он был сам себе противен оттого, что пытался заглушить свое душевное смятение наипошлейшим образом — водкой, но ни в чем другом он не умел найти опоры. Близких друзей у него не было, да и странно было бы, если бы здоровенный Маркус стал плакаться кому-то в жилетку, что какой-то кретин осчастливил его наследником. Слушатели не упустили бы возможности смачно поржать, лишь отсталые и недалекие типы возводят подобные пустяки в трагедию. Или сказали бы: а кто велел тебе подбирать распутную девку! Маркус не сумел бы убедительно и правдоподобно объяснить, почему он непременно хотел в жены Сулли. Тоже мне причина — у нее под платьем ничего не было.

Никому не жалуйся на свою беду, тем более если хочешь быть мужчиной.

Убивая вечера за рюмкой, Маркус и так и этак взвешивал создавшееся положение. Подло было бы обвинять Сулли и закатывать скандалы — ведь она ему во всем чистосердечно призналась, а в подробности Маркус сам не стал вникать. Маркус, проявивший в тот раз великодушие, не мог предвидеть, что впоследствии будет раскаиваться в собственном легкомыслии. Всякий нормальный человек сочтет Маркуса чудаком — подумаешь трагедия, у ребенка под коленкой овальное родимое пятно! Какое это имеет значение? Из-за подобного пятна на теле ребенка ни один здравомыслящий человек не стал бы извлекать на свет божий случайное событие далекого прошлого. Кроме того, Маркус не был уверен, всегда ли передаются такие отметины от отца к сыну, черт знает, как толкует наука такие явления. Нельзя быть ни в чем уверенным. Будучи профаном в этих вопросах, Маркус все же понимал, что и ученые мужи тоже люди и могут просчитаться. Разве не случается, что всякие там теории иной раз оказываются несостоятельными.

Он был шокирован тем, что родимое пятно у Юри находится точно на том же месте, что и у Эвальта Рауна.

Пусть ученые думают что угодно, а Маркус опирался на свой собственный опыт, ведь он вырос в деревне и знал, что если у жеребца на лбу звездочка, то такая же отметина должна быть и у жеребенка.

Шли дни, кабаки стали надоедать Маркусу. Хотя в пьяной компании легко найти друзей, Маркус избегал лихих собутыльников и беззаботно хохочущих женщин. Размалеванные девицы ни перед чем не останавливались, совсем как Сулли в свое время. Все женщины одним миром мазаны — к такому выводу пришел Маркус, оказавшись в водовороте жизни. Заклеймив представительниц более слабой половины человеческого рода, Маркус не мог избавиться от тяжести в душе — нет, Сулли все же лучше других.