– Разберемся, что ты там кричал о пленных? – офицер никуда не спешил.
– Можно, товарищ старший лейтенант, – офицер был именно в этом звании, – я вам на ухо скажу?
– Не понял? – офицер, кажется, был сбит с толку моим глупым вопросом.
– Информация важная и секретная, – добавив в голос твердости и важности, заявил я.
– Говори, – офицер наклонился ко мне, опаски не было, меня обыскали, да и не брал я с собой оружия, все скинул в броневике.
– Нас трое, ехали в бэтээре, чтобы ваши ребята нас не сожгли, заехали в дом, метрах в двухстах…
– Мы поняли, что ты из этого броневика, дальше, – офицер говорил во весь голос, и я вновь приблизился к нему.
– Там мои двое товарищей держат троих пленных офицеров из бункера Гитлера, очень важные пленные. Доложите в СМЕРШ, пусть сюда прибудет офицер отдела. Только умоляю, быстрее, вдруг фрицы рванут в контратаку и отобьют пленных.
– Почему я должен тебе верить, да и какой уже толк от каких-то офицеров Гитлера, войне скоро конец. Вот если бы сам фюрер у тебя был… – офицер вдруг оборвал свою речь на полуслове, это я посмотрел ему в глаза своим «фирменным» взглядом. – Что, правда, что ли?
– Нет, это я так шучу, млять, – выругался я от души, – мне ж тут больше делать не хрен, как развлекаться.
– Жди здесь, бойцы, накормите пацана!
– Да не хочу я, скорее, товарищ старший лейтенант. – На самом деле есть хотелось, завтрак в отряде на посту возле рейхсканцелярии был утром, рано, а на празднике у Гитлера как-то не кормили.
Спустя долгих пятнадцать минут появились двое из ларца. Неприметные такие, как Павлов, с которым я «работал» под Лидой. Оба капитаны, смотрят спокойно, но чувствуется, нервы на пределе у всех.
– Это ты звал СМЕРШ? – мне протянули два удостоверения. Все чин по чину, как положено. Смирнов и Лукьяненко.
– Вы с третьей ударной, ребята? – обратился я как бы ко всем сразу.
– Говори по делу, да, из третьей! – нетерпеливо бросил один из капитанов-смершевцев, Лукьяненко вроде его фамилия, если не путаю.
– Кто главный балагур и вечно всем недоволен в группе Павлова?
– Короленко, что ли? При чем здесь он? – ответил почти мгновенно капитан Смирнов.
– Ясно, свои, – выдохнул я. – Простите, товарищи, всякого нагляделся за войну. Если у вас танки, прикройте, и мы просто подъедем прямо сюда, можете идти со мной к бэтээру, вместе и приедем. Не хочу «языков» по опасным нынче улочкам таскать пешком.
– Ну, малой, ты и наглец, – покачал головой капитан Лукьяненко.
– Есть малехо, – шмыгнул я носом. – Так что, с ветерком или на пузе?
Офицеры СМЕРШ подозвали командира роты, который и командовал бойцами, занимавшими эту улочку. Тот быстро въехал в тему и согласился помочь.
К баррикаде, частично разрушенной, подъехала «тридцатьчетверка» и заняла позицию. Улица была пуста, наши бойцы разогнали тут всех перед нашим приездом, поэтому работы как таковой у танкистов не было. Пехота так же устроилась кто где, беря на прицел дома, оконные проемы и все возможные щели.
Оба смершевца двинули за мной, причем местами на пузе, и даже не поморщились. Когда до дыры в фасаде дома, в которую нырнул Боря, загоняя броневик оставалось несколько метров, я крикнул:
– Ребята, я вернулся!
В ответ услышал чертыханье Николая Ивановича.
– Чего ругаешься, Вася? – вспомнил я смешной эпизод из хорошего советского кино, когда увидел своих товарищей.
– Какой к чертям Вася? – Кузнецов был сбит мной с толку и смотрел удивленными глазами.
– Забудь, вон, товарищей особистов привел, будем им груз передавать. Представьте, здесь уже Первый Белорусский стоит!
– Передовые отряды?
– Ага, рота с поддержкой танков из третьей ударной, может дальше еще кто есть, не видел.
– Эй, вы наговорились? – осадили меня капитаны СМЕРШ.
– Ой, виноват, забирайтесь внутрь, прошу не удивляться.
– Чему? – Кажется, они не поверили словам того офицера, которому я иносказательно, но дал понять, кто у нас в трофеях.
– Да вообще ничему, – открыл я дверь и приглашающим жестом указал внутрь бэтээра.
Что случилось в следующие несколько секунд, можно назвать цунами, тайфуном или еще каким смерчем. Смершевцы охренели от того, КОГО мы захватили. Понятно, что Гитлера живьем они никогда не видели, но узнать-то смогли сразу, несмотря на непрезентабельный вид. Я, кстати, про себя отметил только сейчас, что совершенно не обращал внимания на Бормана, а между прочим, фигура эта не менее важная для наших руководителей, чем сам бесноватый. Адольф, кажется, уже вообще смирился и вид имел помятый. Сидит на узком кресле с поникшей головой и молчит. А вот партийный глава вид имеет крайне подозрительный. Смотрит искоса, глаза мечут молнии, и что его удерживает сейчас, чтобы не сорваться, не знаю даже. Геббельс нами был упакован лучше всех, ему рот заткнули, хватит, наговорился уже, слушать его мне не хотелось, поэтому сразу и заткнули эту дырку. Один лишь архитектор вел себя спокойно и с достоинством. Не выделывался, не задирал нос, а просто спокойно смотрел на все происходящее вокруг.