А еще во всех человеческих делах очень важно помнить о Боге потому, что они могут в любой момент кончиться. Наша жизнь в руках Божиих, и она настолько резко может измениться, что все планы полетят кувырком. Помню, когда я в 1992 году заканчивал семинарию, то страшно переживал: я запланировал поступление в духовную академию — а учился я хорошо и меня брали без проблем — и очень не хотел попасть на усиленное изучение латыни, только на греческий. И вот я всячески наводил справки и мосты, пытаясь обезопаситься от латыни и обеспечить себе греческий. Второй моей заботой был китель. Каждый год семинаристам и студентам академии шили новый китель; и все равно, когда ты в нем и работаешь, и ходишь на службу, он пачкается, засаливаются рукава, поэтому я хотел сшить себе два. Когда одного моего друга рукоположили и он стал носить подрясник, я очень обрадовался и планировал, как буду забирать его китель из ателье. А потом мне духовник не благословил идти в академию, а благословил рукополагаться и идти на приход, и оба моих кителя достались кому-то еще… И я не изучал ни греческого, ни латыни! А я так любил учиться, это были счастливейшие годы… Но мне было сказано, что «моя академия — на приходе». Вообще, до 19 лет я был уверен, что буду художником. Все школьные годы я каждый день ездил на занятия к разным художникам, скульпторам, занимался историей искусств… В результате я стал священником, так Господь промыслил.
Да и вся наша жизнь может оборваться в любой момент. Рано или поздно она закончится переходом в вечность — это, на самом деле, единственное событие в будущем, которое точно состоится. Все остальное — окончание школы, экзамены, поступление в институт, служба в армии, свадьба, работа — может, будет, а может, и нет. Мы предполагаем, готовимся, но на сто процентов ни в чем нельзя быть уверенным.
Со мной учился в семинарии один юноша из священнической семьи, очень хороший, благочестивый, молитвенный, собранный. Прекрасно окончив семинарию, он поехал домой и разбился на машине вместе с матерью, братом и сестрой. И его отец, настоятель соборного храма в старинном русском городе, отпевал сразу четверых своих родных. А казалось, вся жизнь впереди, и такая большая перспектива, столько храмов открыли, так нужны молодые священники… Господь забрал.
Погибли известные московские священники отец Алексий Грачев, отец Федор Соколов, которые, кажется, очень нужны были здесь! А Господь решил, что они нужнее там. Мы же не знаем, какие там труды, какие служения, когда уйдем, узнаем.
Жизнь человека — и святого, и грешника — обрывается по воле Божией. Древние греки верили, что внучки Хаоса, одноглазые старухи мойры, прядут нить судьбы и рвут ее… Но мы верим, что все в руках Божиих и Господь обрывает жизнь человека, когда он ближе всего к Небу.
И все же сами мы так не готовы ко встрече со смертью… А вдруг оказывается, что вчера мы в последний раз разговаривали со своими любимыми: человек попрощался, поцеловал жену, ребенка, ушел на работу и не вернулся.
Памятование о том, что все мы смертны, сейчас встречается очень редко. И даже подвергается осмеянию — сама смерть превратилась в некое шутовство, в кино даже есть такой жанр, «комедийный боевик», где зрителю предлагается смеяться нам тем, как погибают люди. Таинство перехода в вечность, таинство встречи с Богом высмеивается, а серьезный разговор о смерти, о старости считается дурным тоном. Пожилые молодятся, никто не хочет выглядеть на свой возраст. Из человека песок сыплется, а он все скачет по сцене и поет песни о том, о чем можно петь в двадцать, ну в тридцать лет, но не никак не в семьдесят! Раньше, в традиционном обществе, вопросы решал совет старейшин — людей, которые уже не обуреваемы страстями, имеют большой жизненный опыт потерь, побед, приобретений и могут трезво оценить ситуацию. Сейчас этого нет, потому что современный человек как можно дальше отодвигает от себя мысль о смерти.
В этой притче Христос от имени Бога говорит такие страшные слова:
Если все, чем мы живем, вписать в числитель, подвести черту и в знаменателе поставить, что мы умрем, это будет ноль, который все обесценит. Все, кроме того, что вечно в человеке.