Возрождение

Прежде чем я попаду в неприятности, беру пример с загадочного комментатора и направляю свой поисковый маршрут в Интернете через анонимные сети. Хотя, единственное, на что я попала о «Точном Проекте» — это упоминание об этом человеке.

Очевидно, мне нужен свежий воздух. Недавно Одри красила ногти в комнате, и там теперь воняет.

Я открываю окно лишь на дюйм, так что она не распсихуется, когда вернется с занятий, и беру пакетик картофельных чипсов из своего шкафа. Вцепившись в них, расслабляюсь за столом. Затем я ввожу в поисковике «Четыре».

Он выдает кучу ссылок, но они варьируются от совершенно не связанных до, по большей части, бесполезных. Я просматриваю страницу за страницей с информацией и, наконец, сужаю поиск до того, что «Четыре» — это международная преступная организация с известными оперативными подразделениями в США, Китае, Франции и России. Следовательно, потому она и называется «Четыре». Они занимаются современным оружием, опасными и неэтичными исследованиями и политически неоднозначной информацией. Они не исповедуют никакой идеологии кроме денег. Некоторые люди не уверены, что они даже существуют на самом деле.

Я слизываю соленую смазку с пальцев, когда имя в одной из этих ссылок бросается в глаза: Доктор Эрнест Уилсон, мой бывший инструктор по системе безопасности в лагере. Я так быстро сажусь, что пакетик с чипсами падает на пол.

Был дождливый вторник в августе, когда я узнала, что Доктор Уилсон умер. «Красная Зона» отправила его в какую-то командировку, и он не вернулся. Никто сначала не знал почему, только то, что наше занятие по системе безопасности было отменено два дня подряд.

На третий день, Фитцпатрик сказала нам, что он погиб в автокатастрофе. Наши вопросы были встречены жестким «не ваше дело», что вряд ли было удовлетворительным. Доктор Уилсон казался милым старичком. Он отпускал неуместные шутки и придумывал веселые сценарии в качестве средств обучения.

И, если то, что я читаю, правда, то все было ложью. Не было никакой аварии, хотя и неудивительно, что Фитцпатрик сказала, что была. Ведь если то, что я читаю — правда, то Доктор Уилсон был предателем.

Эта новость огорчает гораздо больше, чем его смерть. Также бесит то, что он мне нравился, и он обманул меня. Мой интерес к «Четыре» теперь личный.

Я копаю глубже.

В пятницу вечером притворяюсь больной и прячусь в комнате, пока Одри и другие идут на вечеринку. Когда же уверена, что она не вернется за курткой или жвачкой, или чем-нибудь еще, что могла бы забыть, я запираю дверь и достаю свой карманный нож.

Несмотря на то, что я могу быстро печатать, прямо подключиться к компьютеру легче. На перевод идей в сознательную мысль, сознательной мысли в код, а код в движения пальцем нужно время. Если я подключена, мозг дает прямой доступ к компьютеру. Я могу сэкономить время, необходимое для ввода и для того, чтобы подумать. Даже могу уменьшить свой сознательный и языковой барьеры, которые поступают вместе с этим.

Как любит говорить Октавия: «Стань частью кода».

Я делаю надрез в руке, извлекая необходимый кабель, снимаю крышку и подключаюсь. Это больно — в буквальном смысле — от того, что я не могу сделать это другим способом, но «Красная Зона» не собиралась прикреплять передатчик в мою голову из соображений безопасности. Последнее, что мне нужно, это террорист пытающийся удаленно взломать мои импланты. Кроме того, таким образом подключение происходит гораздо быстрее, и я могу заглушить боль. Просто досада, что я должна держать заначку с повязками для рук.

Измученная, я закрываю глаза и устанавливаю свой внутренний таймер, таким образом, останется достаточно времени, чтобы вымыться перед возвращением Одри. Затем приступаю к работе. С инструкцией Доктора Уилсона, я вскрыла и взломала свою систему на всевозможных серверах.

Я ожидала, что ЦРУ станет самой большой проблемой. Но сейчас начало ноября. У меня есть время, и черт возьми, я получу ответы. Интересно, оценил ли бы Доктор Уилсон такую иронию.

Глава 17

Четыре недели назад

Здесь внизу нет света, но туманное свечение города достаточно яркое для меня. В темноте все другие чувства острее. Вот почему Фитцпатрик заставляла нас тренироваться с завязанными глазами. Стрелять с завязанными глазами. Плавать с завязанными глазами.

Каждый звук более значимый. Каждый запах более сильный. Даже в настолько застроенной местности, как этот городок рядом с Бостоном, ночь раскрывает больше тайн, чем день. Отсюда я могу слышать рябь на реке Чарльз. И могу чувствовать запах алкоголя от моего компаньона. Это было плохим решением для него − выпить перед этой стычкой.

− Мы заключили сделку, − мой голос эхом отражается от бетонных стен, окружающих нас. Они покрыты граффити и речной слизью. Разбитое стекло мерцает около ног, а пластиковые бутылки перемешаны с обертками от еды. Пиво, апельсиновая газировка и, возможно, моча смешиваются с подозрительно сильным речным запахом и зловонием очистительных заводов.