Возрождение

Помощник театрально закрыл ладонью свои. Джейкобс крутанулся на месте, приподнял черную ткань на задней панели камеры и набросил себе на голову.

– Закройте глаза, Кэти! – скомандовал он. – Электрический импульс настолько мощный, что может на время даже ослепить! Считаю до трех! Один… два… и три!

Я снова ощутил, как воздух вдруг стал удивительно плотным, и окружающие, похоже, тоже это заметили, потому что толпа отшатнулась назад. Затем послышался громкий треск, будто кто-то щелкнул пальцами возле моего правого уха. Все озарилось яркой синей вспышкой.

– О-о-о… – охнули зрители. А когда все увидели, что стало с фотографией на большом полотне, над толпой пронесся крик изумления:

– А-А-А-А-А!

Вечернее платье осталось прежним – очень открытое, усыпанное серебряными блестками. Кокетливое очертание чашечек и сложная прическа не изменились. Однако грудь стала меньше, а волосы – светлыми. Перемены коснулись и лица. Теперь на полу танцевального зала стояла Кэти Морс. Я моргнул, и юная оклахомка исчезла, а на ее месте оказалась Астрид. Точно такая, как в шестнадцать лет, когда я изнывал от любви к ней днем и от похоти – в конце концов утоленной – ночью.

Ошеломленная толпа выдохнула, и мне пришла в голову дикая мысль, которая тем не менее казалась верной: все присутствующие видели кого-то из своей прожитой жизни – навсегда канувшего в Лету или измененного живым течением времени.

А потом на фотографию снова вернулась Кэти Морс, но это было не менее изумительным. Кэти Морс ростом двадцать футов, в дорогом платье, которого у нее никогда не будет в реальной жизни. Бриллиантовые серьги никуда не делись, и хотя помада на губах сидевшей на стуле девушки была розовой, на огромной фотографии она стала ярко-алой.

Никаких следов повязки на глазах.

Все тот же преподобный Джейкобс, подумал я, хотя за это время он и освоил куда более впечатляющие трюки, чем электрический Иисус, идущий по воде Мирного озера, или лента из ткани с игрушечным моторчиком внутри.

Он отбросил черную ткань и вытащил пластинку из своей камеры. Показал ее зрителям, и по толпе снова прокатился изумленный гул. Затем Джейкобс поклонился и повернулся к Кэти, явно не понимавшей, что происходит. Он протянул ей пластинку со свовами:

– Снимите повязку с глаз, Кэти. Теперь уже можно.

Она стянула повязку и увидела снимок: провинциальная девчушка превратилась в блистательную французскую куртизанку. Она прикрыла руками рот, но Джейкобс успел поднести микрофон прямо к ее губам, и все услышали, как она простонала:

– Боже ты мой!

– А теперь повернитесь! – скомандовал Джейкобс.

Девушка поднялась, обернулась, посмотрела и отшатнулась от своего портрета, на котором она была высокой, невероятно ухоженной и в потрясающем наряде. Джейкобс обнял ее за талию, чтобы поддержать. Он снова сжал руку, в которой держал микрофон – наверняка в ней было спрятано какое-то устройство дистанционного управления, – и на этот раз толпа не просто охнула, а разразилась криками восхищенного изумления.

Гигантская Кэти Морс стала нарочито медленно поворачиваться, демонстрируя спинку платья, гораздо более откровенную. Она посмотрела через плечо… и подмигнула.

Джейкобс не забыл о микрофоне – было видно, что он уже набил на этом руку, – и по толпе разнеслось так же отчетливо, как и в первый раз:

– Охренеть можно!

Все засмеялись и захлопали. Щеки Кэти залил малиновый румянец, и смех только усилился. А портрет над ней и Джейкобсом стал меняться. Светлые полосы начали темнеть, а черты лица расплываться, и только алая помада оставалась ярким пятном, как улыбка Чеширского кота в «Алисе в Стране чудес».

На полотне снова появилась первоначальная девушка. Образ Кэти Морс исчез без следа.

– Но это изображение никогда не исчезнет, – заверил Джейкобс, поднимая старомодную пластинку. – Мой помощник напечатает его и вставит в рамку, и вы сможете забрать его сегодня вечером, когда отправитесь домой.

– Эй, парень, гляди! – крикнул кто-то из первого ряда. – Она сейчас упадет!

Но ничего подобного не случилось – она лишь покачнулась.

А вот я действительно потерял сознание.

Когда я открыл глаза, то обнаружил, что лежу на двуспальной кровати под одеялом, натянутым до самого подбородка. Я повернул голову вправо и увидел стену, обшитую панелями под дерево. Слева располагался хорошо оборудованный кухонный уголок с холодильником, раковиной и микроволновкой. Дальше стоял диван, обеденный стол с четырьмя стульями и даже мягкое кресло перед встроенным телевизором. Я не мог вытянуть шею и увидеть водительское место, но как гастролирующий музыкант, проехавший десятки тысяч миль в кемперах (хотя и не таких навороченных), точно знал, где нахожусь. В большом жилом автофургоне, не исключено, что в «баундере». Чьем-то доме вдали от дома.