– Напротив, очень дешево. Кондиционеры – моей собственной конструкции и потребляют очень мало энергии, основную часть которой я генерирую сам. Я мог бы вообще обойтись без сторонних источников, но не хочу, чтобы здесь рыскали представители Электроэнергетической компании Талсы, пытаясь понять, к кому я незаконно подключился. Что же касается лампочек… можешь потрогать любую и при этом не обожжешься. И даже не почувствуешь, что они вообще греются, если на то пошло.
Наши шаги разносились по просторному помещению гулким эхом. И голоса тоже. Будто мы очутились в обществе призраков.
– Послушай, Чарли, а ты, часом, не связался с радиацией?
Он поморщился и покачал головой:
– Радиоактивность меня не интересует. Это энергия для идиотов. Тупик.
– Тогда как же ты генерируешь ток?
– Электричество порождает электричество, если знаешь, что делаешь. Не будем об этом. Подойди сюда, Джейми.
В конце помещения стояли три или четыре длинных стола с электрооборудованием. Я узнал осциллограф, спектрометр и пару приборов, похожих на усилители «Маршалл», которые вполне могли оказаться чем-то вроде аккумуляторов. Еще там была разобранная плата управления и несколько сложенных стопкой пультов с темными дисплеями. Повсюду вились толстые электрические шнуры, которые либо исчезали в закрытых металлических контейнерах, напоминавших ящики для инструментов «Крафтсмен», либо входили обратно в темные приборы.
Однако портреты-молнии были вполне реальными. Я понятия не имел, как он их делал, а его объяснение было в лучшем случае туманным, но он
– Как-то не впечатляет, – с сомнением произнес я. – Я ожидал большего.
– Переливающиеся огни! Научно-фантастические хромированные рубильники! Телеэкраны, как в сериале «Звездный путь»! Может, даже камера телепортации или голограмма Ноева ковчега в диффузионной камере! – Он весело расхохотался.
– Ничего подобного, – возразил я, хотя он попал в самую точку. – Просто тут… как-то пустовато.
– Так и есть. На сегодняшний момент я сделал все, что мог. Какую-то часть оборудования продал. Другую – не совсем обычную – разобрал и поместил на склад. Я хорошо поработал в Талсе, учитывая, как мало времени у меня было. Заставить тело и душу жить в согласии – задача не из легких, как ты, полагаю, знаешь по себе.
Конечно, я знал.
– Но да, я добился определенного прогресса в достижении своей конечной цели. Теперь мне нужно подумать, а вряд ли это возможно, когда даешь по несколько представлений за вечер.
– И в чем заключается эта конечная цель?
Он снова не ответил.
– Подойди сюда, Джейми. Хочешь немного взбодриться перед тем, как мы начнем?
Я не был уверен, что хочу
Он взял заляпанный краской деревянный стул и поставил перед одним из черных ящиков, похожих на усилитель «Маршалл».
– Садись сюда.
Но я опустился на стул не сразу. На столе я заметил фотографию в рамке. Джейкобс увидел, как я потянулся к ней, и дернулся, словно желал остановить меня, но передумал.
Звучащая по радио песня может вернуть прошлое с жестокой (пусть и милосердно мимолетной) непосредственностью: первый поцелуй, отдых с друзьями или неприятное событие в жизни. Когда я слышу «Go Your Own Way» группы «Fleetwood Mac», то непременно вспоминаю о последних неделях матери, полных боли: той весной эту песню, казалось, крутили по радио постоянно. Фотография может обладать таким же свойством. Я взглянул на фото – и вновь превратился в восьмилетнего мальчика. Сестра помогает Морри складывать домино в углу с игрушками, а Пэтси Джейкобс играет на пианино протестантский гимн «Несем снопы», и ее гладкие светлые волосы раскачиваются из стороны в сторону в такт музыке.
Фотография была сделана в фотоателье. Пэтси в давно вышедшем из моды платье с длинной широкой юбкой, которое ей очень идет. У нее на коленях – малыш в коротких штанишках и вязаном жилете. На голове у него вихор, который я отлично помнил.
– Мы звали его Морри-Хвостик, – произнес я, осторожно проводя пальцами по стеклу.
– Правда?
Я не поднял головы. Голос Джейкобса дрогнул, и я боялся увидеть его глаза.
– Да. И все мальчишки были влюблены в твою жену. И Клэр тоже. Мне кажется, она хотела быть такой, как миссис Джейкобс.
При мысли о сестре к моим глазам подступили слезы. Я мог бы сказать, что причиной слез была слабость от болезни и ломка, и это действительно правда, но только не вся.