Она нашла его с Алариком в столовой, они склонились над большой картой, разложенной на столе. Её предательское тело затрепетало от его вида, тёмных волос, собранных сзади кожаным шнурком, мускулистых ног, довольно широко расставленных, что она могла представить, как вмещается между ними, лежа спиной на столе…
… и превращается на неделю в человеческую бимбо,[9]
пока его невеста ожидает возвращения домой в Атлантиду.— Ты — покойник, — начала она, затем запнулась, когда Аларик поднял голову и приковал её к месту тем своим страшным зелёным пылающим взглядом.
Но даже столкновение с крайне раздраженным Алариком не остановит её. Не в этот раз.
— Отойди. Прочь, Аларик, — выплёвывала она слова. — Мы с тобой ещё потолкуем обо всём, что ты сделал моей сестре, но мне необходимо переговорить минутку с твоим
Губы Аларика скривились, обнажая зубы, а пламя в глубине его глаз разгорелось почти до тысячи градусов, но Конлан поднял руку.
— Довольно. В чём дело, Райли? — он протянул к ней руку, посылая теплоту и смятение через их эмоциональные узы.
Она опустила свои щиты. Резко. Наслаждаясь тем, как он вздрогнул.
— Ничего не забыл рассказать мне, когда
Он сдвинул брови, замешательство ясно читалось в его глазах.
— Что…
— Ты. Полутысячелетний старикашка. Который слишком,
Она услышала чей-то судорожный вздох позади себя, но была слишком далека от того, чтобы чувствовать смущение. Унижение, да, конечно. Но, похоже, всем уже в доме известно, что она стала du jour[10]
шлюшкой принца.Лицо Райли вспыхнуло от этой мысли, и она порадовалась, что Квинн ушла. Конлан шагнул к ней, и она отвела назад сжатую в кулак руку.
— В жизни никого и никогда не била кулаком, но ещё один твой шаг, и ты будешь первым. Известно тебе, что мне потребовались
Слезы потекли по лицу, и она смахнула их рукой, ненавидя свою слабость. Свою глупость.
— Райли, клянусь тебе…
— О, да. Как должно быть здорово, — сказала она горько. — Скажи ещё, что я ошибаюсь. Что ты не обманывал со мной вчера вечером свою невесту. Что чувства, которые ты показывал мне, не были кучкой поразительно мерзкой
Вместе с тем боль, наконец, прорвалась сквозь её гнев. Пробила защитные барьеры и выжгла себе дорогу сквозь средоточие её существа. Райли зашаталась, почти рухнула под силой боли.
— Как ты мог? — вскричала она. — Как ты посмел лгать мне своим сердцем?
Конлан метнулся и поймал девушку, его руки стальными обручами обхватили её.
— Всем оставить нас, — рявкнул он, гневно сверкая глазами.
Она упёрлась ему в грудь, пытаясь вырваться из его объятий, уже плача. С трудом исторгая всхлипы, которые, казалось, разрывают ей горло.
Конлан уже разорвал ей сердце.
Она повисла на его руках всем весом, надеясь, что он отпустит её. Не в силах заставить свои ноги держать её. Он опустился на пол вместе с Райли, падая перед ней на колени, продолжая держать её. Она чувствовала ударяющие по ней волны его страданий. Волны эмоций принца теснили её, распространяя ложные уверения в честности и искренности.
Она прокричала:
— Прочь из моей головы! Всё это ложь. Ты собираешься жениться на … как её имя?
— Я не…
Она прорычала ему в лицо, доведенная ревностью до таких по силе страданий, что диву давалась, откуда в ней всё это взялось.
— Скажи мне её
Конлан отпустил руки Райли, позволив ей упасть. Резко опустив плечи, он заглянул ей прямо в глаза.
— Я не знаю её имени. Мы никогда не встречались.
Она отшатнулась назад с открытым ртом.
— Что? Не понимаю. Почему…
— И правда, почему? — сказал Конлан, заметно притягивая силы в своё тело. Его кожа засветилась слабыми сине-зелёными переливами, и пламя вернулось в его глаза. — Если я рождён быть королем, значит должен действовать как король, не так ли?
С этим он взял руки Райли в свои и оглянулся через плечо на Аларика, который совсем и не покидал комнаты.
— Как король, я должен иметь право выбора. То, что древний план размножения с самого начала был обычаем Семи Островов, ещё не значит, что так будет и впредь.
Конлан взглянул на Райли, которая сидела — слёзы всё ещё текли по её лицу — удивлённая его словами.
Удивлённая тем, что ей это небезразлично.
Хотя она и говорила себе, что ненавидит его, она видела в нём королевское величие, даже в стоящем на полу на коленях. Положение, которое унизило бы любого другого мужчину, не умалило в нём царственности.
Господство.