Возвращаться – плохая примета

– Сашка, ты тут? – Арина стукнула в дверь костяшками пальцев, шум воды тут же усилился. – Перцев, открывай!

Вода литься перестала, что-то загрохотало так, будто Перцев сорвал со стены Валин шкафчик. Потом отчетливое чертыханье – его голосом. И следом тишина.

– Перцев, открой! – Она стукнула в дверь уже кулаком. – Я ведь не уйду!

Тишина.

Она снова принялась дубасить в дверь, а в голову тут же полезли нехорошие мысли, что Перцев мог спьяну упасть в ванну и разбиться, что лежит теперь и истекает кровью. Силится что-то сказать и не может.

– Саш, ну Саша же!!! – взмолилась Арина, цыкнула на вывалившегося из кухни Сячинова с бутылкой и с призывом скорее похмелиться и снова заныла: – Ну, открой, ну, пожалуйста! Саша…

– Не откроет, – авторитетно заявил Сячинов и отхлебнул коньяк прямо из горлышка. – Он тебя боится, Воробьева.

– Я не такая страшная, чтобы меня бояться, – проворчала Арина, оглядела Сергея Ивановича, сморщилась брезгливо. – Не стыдно вам, Сергей Иванович?

– А чего? – Он поддернул шорты повыше. – Чего мне стыдиться, Воробьева?

– Сами пьете, позволяете подчиненным пить. Стыдно. – Она покачала головой, порадовавшись про себя, что может говорить ему это. Из числа его подчиненных вышла, а чисто по-человечески может и должна осудить. – Валя очень переживает. Думает, что вы от безысходности пьете. От разочарования!

– В самом деле?! – Сячинов пьяно вытаращился, икнул, снова пригубил из бутылки. Замотал головой со словами: – Дуреха, от дуреха! Я, может, никогда еще таким счастливым не был, как теперь! А что запил… Так напряжение у меня выходит, так-то вот, Воробьева. Все скомкалось как-то в один тугой ком, давило, давило, а тут вдруг все отпустило. И хорошо-то как… От разочарования… Вот дуреха, я щас ей позвоню, я ей…

Он нетвердой походкой ушел в комнаты и через минуту пьяно захихикал в трубку, защебетал что-то занятное. А Арина продолжила молотить в дверь ванной, не забывая уговаривать и ругаться.

Открыл Сашка неожиданно. У нее ребро ладони онеметь успело, когда он щелкнул шпингалетом и чуть толкнул дверь на нее. Арина распахнула дверь шире и ахнула.

Перцев едва стоял на ногах. Физиономия в окружности не уступала сячиновской, голова, футболка, джинсы и даже носки мокрые.

– Ты что, в одежде купался?! – У нее вытянулось лицо.

– Пытался умыться, Ирка, – с третьей попытки выговорил он, прищурил один глаз, глянул на нее вторым мутным, едва зрячим. – Пьяный я…

– Вижу. – Арина протянула руку, сдернула полотенце с крючка и начала вытирать ему волосы и лицо. – Господи, Сашка, ты алкаш, да?!

– Нет. – Он стоял, покачиваясь, но послушно. Позволил ей снять с себя футболку, вытереть плечи, спину, живот. – Я не алкаш, я несчастный человек.

– Почему? Ну почему ты несчастный-то?! – Она взялась за ремень его джинсов, потянула, расстегивая. – Снимай штаны, простудишься. Весь насквозь мокрый, идиот!

Штаны ей снять с себя Перцев не позволил, сноровисто поймал руку, крепко сжал.

– Не надо, Ир, – шепнул он ей в ухо и вдруг, сильно качнувшись в ее сторону, полез обниматься. – Я скучал по тебе, Воробьева. Так скучал, так скучал… Мне плохо без тебя.

– А сказать не мог? – Арина зажмурилась, обняла его за голые плечи. – Перцев, ты такой дурак!

– И ты дура тогда тоже, – возразил он и начал забираться к ней под куртку, дальше под кофту. Начал ловить губами ее рот. – Я тебя люблю, между прочим. И любил, наверное, давно, а ты мне про эту…

Под этой подразумевалась Инка, скорее всего. И упоминание о ней неожиданно отрезвило.

– Саш, остановись. – Она оторвала от себя его руки, отодвинулась, одернула одежду.

– Ну вот, опять! – хмыкнул он, зажмурился и замотал башкой. – А я знаю, что ты его все еще… Ваня, как же! Он же такой… А я кто?! Я… Я неудачник…

– Кто сказал?

Арина глянула на часы, время шло. А у нее на привязи беглый уголовник в кухне сидит. И вопросов полно, которые следует задать его начальнику, способствовавшему увольнению Ветрова. Кстати, тот мог знать и про место, где скрывается Софья, если она, конечно же, еще не объявилась. Не факт, конечно, а вдруг?

Дел много, а они запили, понимаешь!

– Инка сказала. Сказала, что ты Ваньку все еще любишь. А я… – выдохнул с фырканьем Перцев и вдруг сморщился, глянув умоляюще. – Блин, так голова болит. Сил просто нет. Ты ничего не принесла?

– В смысле? – Она вышла из ванной и поволокла его оттуда, не забывая помогать переступать крохотные порожки, чтобы он в своих носках ноги себе не сбил.

– Валька сказала, что с тобой передала бутылку коньяка, – шепотом напомнил Перцев и направил стопы в комнату. – Сергей Иваныч, а! Где ты, а?

Сергей Иванович лежал в полной отключке на диване в крохотной гостиной Валечки. Ноги навытяжку. Голова на диванном валике. Одна рука на животе, вторая свешивалась к полу. Пальцы настороженно застыли на горлышке ополовиненной бутылки.

– О, коньячок! – обрадовался Перцев, вытянул бутылку из пальцев начальника, глянул на Арину с вопросом. – Можно?