– Всё, что смог быстро вспомнить, надиктовал, – ответил я. – Передайте, что через неделю буду готов к экстернату. Буду очень признателен, если Людмиле устроят экстернат по отдельным предметам. У неё нет моих знаний, а для меня важно, чтобы она разделалась со школой за этот учебный год.
Неделя прошла буднично, и ни в школе, ни дома ничего примечательного не произошло. В воскресенье за нами заехала Елена и отвезла на квартиру Брежнева.
– Держи! – протянул я радостно встретившей нас Вике «Волкодава». – Там кое-что написано.
– Ух ты! – воскликнула она, раскрыв книгу. – Мне никто из писателей не дарил книг! У меня уже есть твоя книга, только без подписи. Дед взялся читать, но ему вечно некогда.
– Вика, что ты держишь гостей на пороге? – заглянула в прихожую Виктория Петровна. – Разувайтесь, мойте руки и идите на кухню, будем пить чай.
– У нас сегодня «Наполеон», – сообщила Вика. – Дед его любит, поэтому не покупает.
– Не понял смысла твоих слов, – сказал я, пропуская Люсю в ванную комнату.
– Чего тут непонятного! Ты не видел, как он ест? У меня мать не ограничивает себя в еде, а он страшно боится переесть. А я из-за этого страдаю.
– Я отдам тебе свой кусок, страдалица, – пообещал я, в свою очередь моя руки.
– Торта хватит, – вздохнула она, – но разве им надолго наешься? Идите на кухню, а я отнесу книгу.
После чаепития с действительно прекрасным тортом Леонид Ильич увёл меня в комнату, которая использовалась им в качестве кабинета.
– Садись, – сказал он, – нужно поговорить. Слышал я твои ответы. У нас возникли разногласия по поводу арабской войны. Косыгин и сейчас считает, что нельзя допустить уничтожения Израиля, а некоторым твоё предложение показалось заманчивым. Ты только дополнял ответами те сведения, которые записал раньше, а теперь я думаю, что будет полезно по некоторым вопросам выяснить мнение того, кто всё это пережил.
– Не уничтожат они его, Леонид Ильич, – сказал я. – У арабов больше техники, но у израильтян она немного получше, и они умеют воевать и не подставятся так по-глупому, как арабы. Но и блицкрига уже не получится. Уничтожат друг у друга большую часть техники, а потом мы со Штатами постучим кулаком по столу. Нельзя допустить усиления Израиля. Беда ваших аналитиков в том, что они за деревьями не видят леса. Чтобы иметь полное представление о том, что к чему приведёт, нужно не читать мои записи, а всё это пережить или мне настрочить многотомный роман истории своей жизни с описанием всего важного, что видел и слышал. Я ведь после пятнадцатого года больше записывал природные катастрофы, поэтому вам трудно увидеть, к чему всё придёт.
– Да, я заметил, – сказал он, – а с чем это связано?
– Я сильно устал от писанины и не был уверен в том, что тетради попадут по назначению и будут использованы. И ценность последних записей невелика. Очень многое не повторится, разве что будет полезно посмотреть, к чему всё катилось. А после двадцатого года я уже многим и не интересовался, а кое о чём не упомянул специально.
– А почему? Какие могут быть причины?
– Есть очень опасные знания, – объяснил я, – и не менее опасные идеи. Для примера можно взять ядерное оружие. Представьте, что случится, если оно будет у всех стран.
– По твоим записям в семидесятом году заключат договор.