Возвращение

Я быстро съел действительно вкусный борщ и поспешил исчезнуть, чтобы не выслушивать маму. Она уже не настаивала на своём, но в таких случаях не упускала возможности высказать своё недовольство.

– Рассказывай! – сказала Люся, когда я поздоровался с Надеждой и зашёл в её комнату.

– Почти наверняка наших отцов переведут в столицу, так что уже можешь считать себя москвичкой. Машеров затеял сложную шахматную комбинацию, требующую пожертвовать фигуру. Нужно объяснять, кто будет этой фигурой? Но это случится не завтра, так что восьмой класс мы закончим здесь и, может быть, успеем отдохнуть на море.

– Но почему? – встревожилась она. – Что случилось?

– Я не знаю подробностей, а тебе лучше не знать лишнего. Надо будет пройтись по всему, что я тебе рассказывал, и решить, что скрывать. О грядущей гибели мира можешь говорить всё, что помнишь. О развале СССР тоже говори всё, а о его причинах скажешь только то, что я говорил о проблемах в экономике. Я не помню, слышала ли ты хоть что-то о Брежневе и его окружении, но ответ на такой вопрос может быть только один: не было таких разговоров! Вспоминай всякую всячину о падении водородных бомб на Испанию, о крушении самолётов и войне во Вьетнаме, но не вздумай вспомнить об Андропове или ком-то ещё. Если до этого докопаются, будет плохо.

Два дня пролетели незаметно. В последний уроков не было. На классном часе проставили отметки и разошлись по домам. Когда подошли к подъезду, встретились с отцом Сергея.

– Результаты? – коротко спросил он.

– У всех одни пятёрки! – отрапортовал Сергей.

– Не сомневался, – ответил он. – Геннадий, просили передать, что вас обоих отправляют туда, где вы отдыхали в прошлом году, сразу на два срока. А мы с тобой, сын, в июле поедем в Крым. Кстати, разговаривал с вашим тренером. Он доволен обоими. Молодцы!

На столе зазвонил телефон, и Суслов взял трубку.

– Машеров уже здесь, – выслушав говорившего, сообщил он Брежневу.

– Вчера вечером позвонили, а сегодня к обеду он у уже нас, – сказал Брежнев. – Ждал?

– Не удивлюсь, если ждал, – ответил Суслов. – Он демонстрирует завидную предусмотрительность. Если найдём общий язык, надо к нему внимательно присмотреться.

Им пришлось ждать минут пять, прежде чем в кабинет вошёл Машеров.

– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался он.

– Здравствуйте, Пётр Миронович, – сказал Суслов. – Присаживайтесь, пожалуйста.

– Я считал, что меня вызвали вы, Леонид Ильич, – обратился к Брежневу Машеров.

– Вызывал вас я, но говорить нам пока удобнее у Михаила Андреевича, – ответил Брежнев, выделив слово «пока». – Расскажите нам Пётр Миронович, как вы дошли до такой жизни, что уже не доверяете своему партийному руководству.

– Я не вам не доверяю, – невозмутимо ответил Машеров, – а кое-кому из вашего окружения, и имею для этого основания. А работаете вы, опираясь на этих людей.

– А нам, значит, доверяете? – уточнил Суслов. – Тогда раскройте источник своей информации. Только не нужно говорить о вашем деде. Ваши слова пока дальше нас не уйдут.

– На таких условиях я могу многое рассказать, – сказал Машеров. – Источник информации – это подросток. Путешествовать в прошлое невозможно, но никто этого и не делал. Ему помогли отправить самому себе воспоминания прожитой жизни. Случилось это в две тысячи тридцатом году. Ему тогда было восемьдесят лет. Сознания ребёнка и старика слились и получился… Я так и не разобрался, кто он такой. Рассуждает, как взрослый человек, а часто поступает, как мальчишка. Влюбился в сверстницу и кинулся в искусство. Я ему помогаю, а он консультирует мою команду.

– Он живёт свободно? – удивился Суслов.

– Отцы его и его девушки служат в Минске, в штабе округа, оба майоры. Мы перевели их из одной воинской части, чтобы наш лейтенант всегда был под рукой.

– Почему лейтенант? – спросил Суслов.

– В той жизни он окончил технический институт и получил воинское звание, поэтому так и зовём. За ним присматривают, но живёт свободно. Если попробуете на него нажать, не получите ничего.

– А на его подругу?

– Будет ещё хуже, – убеждённо сказал Машеров. – Да и зачем давить, если он сам предложил помощь? Он полгода вёл записи всего, по его мнению, важного, а потом нашёл способ выйти на меня и всё отдал просто так. Кстати, у нас нашлись желающие проверить его на прочность, потом заглаживали вину.

– А зачем он вообще нужен, если есть записи? – спросил Брежнев.