Возвращение.

Он трижды подчеркнул слово «аберрация» и под ним помельче надписал: «искажение».

«Всё искажается, никуда от этого не деться, – подумал он. – А может, и нет».

Он встал из-за стола и подошёл к окну.

«А можно ли считать признаком старости мудрость? – спросил он сам себя и подумал: – Эка ты, брат, завернул! Мудрость как признак старости. Это ж надо додуматься!»

– Поживёшь с моё – не до того додумаешься, – прошептал он и улыбнулся. – А почему бы и нет? – решил он и долго смотрел на уличные огни. Вспоминались другие слабенькие огоньки, которые подсвечивали его улицу с деревянными домами. Зимой, когда становилось особенно темно, они своим жёлтым светом едва освещали дорогу, прикатанную гранитными камешками, которые в зиму покрывались снежной коркой, и только тогда становилось более-менее светло, не то что тёмной осенью.

Он вспомнил, что они с Длинным разик согрешили и разбили из рогатки пару лампочек в переулке, ведущем к озеру. Темнота там существовала почти до самого Нового года, а потом лампы вкрутили и стало светлее, но они с Длинным более лампы не колотили. Нашлись другие цели в виде старых консервных банок.

Он помнил и бабкину керосинку, которая ей поначалу не нравилась. Он несколько раз показывал бабке, как её надо разжигать и пользоваться этим изобретением, пришедшим на смену примусу.

– Примус, керосинка, керогаз, – прошептал он и снова улыбнулся. – Какие были вещи! А этот молодой дизайнер их совсем не знает.

«Не знают они, чем сии приборы отличаются?» – подумал он и вспомнил смех этого молодого дизайнера по поводу примуса. Молодой человек сначала слегка хихикнул, когда узнал, что примус накачивать надо, а когда хозяйка стала торопливо объяснять, точнее описывать вид прибора, совсем рассмеялся, чем обескуражил сидящих за столом.

Старик вернулся к столу и записал: «Уменьшение смеха и повышение угрюмости», затем над словом «уменьшение» он вывел: «Значительное», добавил одну строчку со словом «Мудрость» и прочитал всё написанное за этот вечер.

– Уже семь признаков старости есть, осталось три, – шепчет он и записывает: «Поиск признаков старости в себе».

«Надо бы парочку физических признаков приспособить», – думает он, но…

– Но не хочется физики, – решает старик и записывает: «Совсем не хочется просматривать старые фотографии».

– Сомнительный признак, – размышляет он и зачёркивает последнюю запись.

***

Секретарша улыбается и тихо, почти шёпотом, говорит:

– Шеф, вы опять сегодня останетесь одни? Это нехорошо.

Шеф задумчиво молчит, и кажется, что мысли его совсем не здесь, а где-то там…

– Вы вспоминаете войну? – тихо спрашивает секретарша.

Старик оборачивается к ней и отвечает:

– Я войны не знал, да и вы тоже. Чего же вспоминать – только рассказы да фильмы.

Секретарша согласно кивает и молчит, а шеф продолжает говорить:

– Молодость вспоминаю – там много чего можно вспомнить. Например, как собирали металлолом. Вы собирали металлолом? – спрашивает шеф и улыбается. Секретарша в ответ тоже улыбается и отвечает:

– Не знаю, как у вас, а у нас девочки железяки не собирали.

– Правильно, – соглашается шеф. – Зачем же слабому полу железо таскать? Это сегодня всё поменялось: девочки в мужские занятия так и рвутся, словно мало им женского.

– Время другое, – замечает секретарша.

Старик смотрит на неё и слегка возмущённо возражает:

– Вот так всегда. Скажут: время другое – и тем самым всё оправдывается. А что оправдывать – мордобой милых девочек на ринге, или того хуже, в круге за решёткой, где бьют друг друга и ногами, и кулаками до изнеможения, а публике нравится. – Старик пристально смотрит на секретаршу и ехидно говорит: – Представьте себя лет эдак несколько тому… Нет, не так… – поправляется старик. – Не надо представлять. Только скажите откровенно: вам нравиться… То есть не… – Он снова прерывается и через секунду спрашивает: – Скажите, вы бы могли так драться при всём честном народе?

– Как? – видимо, не понимая вопроса, отвечает секретарша.

– Как-как, а вот так, – бормочет старик и продолжает: – Драться с другой девушкой, то есть женщиной, в присутствии посторонних.

– Странный вопрос, – отвечает секретарша. – Вы имеете в виду физически или…

– Никаких «или», только физически, – поясняет старик.

Секретарша немного испуганно смотрит на него и отвечает:

– В смысле, если нападут, то…

Старик морщится, тяжело вздыхает и произносит длинную фразу:

– Не притворяйтесь, что не наблюдаете современных нравов, не следите за модой, за современными развлечениями. Наконец, не смотрите телевизор или ещё какую-нибудь экранную дурь. Там это есть везде. – Он делает небольшую паузу и снова спрашивает: – Вам нравится квазиспортивная драка двух женщин или нет? Отвечайте искренне, я пойму.

Секретарша не более полуминуты молчит, думает, а затем говорит:

– Я не люблю таких соревнований. Я их просто не смотрю. Мне это чуждо.

– Правильно – чуждо, но другие-то смотрят. Им не чуждо, – подхватывает её мысль старик. – А потом жалуются, что насилие кругом, мордобой в быту и прочее…

– Да, – соглашается с ним секретарша.