Они вдвоем ходили, а не с группой. Вот смотри.
Тут только наш домашний телефон и их рабочие, а фамилии...– тут мамина девичья, тут фамилия её подружки и фамилия папиного зама.
...Они обманули меня два года назад. И вот – смотри – смеются еще, – Ольга тыкала пальцем в «рожицу» и готова была разреветься.
– И ромашку даже мою нарисовали.
Вдвоем сюда – одни. А я там с Мишкой с Никиткой. А если бы что-то случилось?...
Ну, как так можно? Что за люди?...
Вруны! Одни вруны кругом! И ромашку мою, чтоб надо мной поиздеваться!...
Максим не знал, что говорить и что делать.
– Ты мне копии их дашь. Я устрою им восстание на броненосце «В потемках».
Вот только вижу их.
Как я правильно-то сделала, что смылась от них.
Туда же ещё – взялись Мишку с Китом воспитывать.
Их к детям вообще подпускать нельзя.
Максим протянул Ольге карандаш.
– Зачем? Я нарисовала все,– она отодвинула его руку.
– Записывай. Записывай по свежей памяти. Дневник. Страница номер один.
Пиши. Заголовок – «Руна Райдо». Эпиграф – «Полное доверие. Мужество. Терпение.» Так?
– Так! Но это не применимо к наглой, беспрецедентной лжи, ... мелкому лукавству,...
Всяким там «сю–сю» с камнем за пазухой. Этим вот, ... – Ольга скорчила улыбку.
– Пиши, пиши. Пригодится.
...Люди были уверены в себе, – хотели побыть вдвоем, но не хотели тебя пугать.
Дополнительные фамилии внесли – чтоб записка была для другой группы действительной. Рожицу и ромашку нарисовали – дали понять, что у них все хорошо.
Именно рожицу и ромашку – что пришло в голову первым – то и нарисовали.
Значит, о вас всю дорогу думали.
Максим замолчал и стал рассматривать рисунок.
– Она раньше рожицу с бантиками рисовала.
...А потом, когда косички стали мешать на гимнастике, мне сделали короткую стрижку. Стала так рисовать.
Она так записки мне подписывала. А я ей в ответ ромашку рисовала, что прочитала – мол. Я рано на тренировки убегала. Потом домой, а они уже на работе. Потом я в школу, опять куда -нибудь, а они уже с работы приходили. Посмотрят – ромашка – значит, была дома.
А потом Мишка родился. Потом Никитка. Они все время с ними проводили.
А я только для того, чтоб коляску покатать на улице.
Максим слушал, опершись на руку, и думал о Динке.
О том – как ей сейчас у дедушки и бабушки, о том – как её ждут другие дедушка и бабушка в Питере...
Завтра день её рождения.
Завтра день гибели Ольги.
Смотрел с грустью на Ольгу, которая сидела и рассказывала «вперемешку» о своей «нелегкой» жизни, изредка хлюпая носом и гладя рукой записки с вершин.