Возвращение

Девочка из крохотного смоленского городка, райцентра, практически села. Она умудрилась семь классов окончить и курсы санитарок. Призвали на войну, за мастерство, ловкость рук в госпитале повысили до медсестер. У нее кавалеров было! Только отмахивайся. Запала на этого – почти Героя Советского Союза, выдержанного, строгого, хоть и безногого инвалида. Отдала ему свою девичью честь. Сколько раз спрашивала? Сотню раз спрашивала: «Ты любишь меня?» Отвечал положительно. Выписался, адреса не оставил, обещал писать, но не писал. Беременность обнаружилась. Это ведь надо было пережить: стыд, страх, демобилизацию и долгий путь в Казахстан – по адресу в истории болезни Васи. Приехала к Фроловым, живот авиационной бомбой вперед торчит. А куда ей ехать? Ее родина под немцами. А на родине кто? Мать больная, жива ли, две сестры и брат. Фроловы не выгнали, за то спасибо. Но все время на дистанции: сами кушают – две тарелки, ножи-вилки по сторонам, она, Галя, отдельно питается. Не по-человечески, оскорбительно. Хотя, конечно, тысячу спасибо им! Помогли детское приданое собрать: распашонки-пеленки, одеяльца. Из роддома привезли, кормили, себе отказывали, с продуктами было плохо.

Она мечтала, что, сойдясь с Васей, все ему расскажет, выплачется, он ее приголубит, похвалит за мужество. Вот он, Вася, смотрит на сыновей как на червяков.

– Васе-е-енька! – протянула, как позвала на помощь. – Ненаглядный мой!

Повернулся к ней, перестал на детей таращиться:

– Галина, нам нужно поговорить!

Ее никто не звал полным именем. Галка, Галчонок, Галинка… Только не официальное – Галина!

– Сегодня подельник, – чеканил Василий, – в среду я приеду, мы отправимся в ЗАГС, оформим наш брак и зарегистрируем детей. Ты будешь жить здесь, Пелагея Ивановна оформит нашу прописку, свою комнату мне придется сдать. Далее. Пелагея Ивановна – подарок небес. Если ты вздумаешь устраивать бабские склоки, обижать эту женщину, то вылетишь отсюда на попечение и милость государства. Я буду помогать материально… насколько смогу.

Галя чутко уловила его эмоциональное заикание и встряла с вопросом, самым главным:

– Вася! Ты любишь меня?

– Нет! – ответил он быстро и честно. – Когда мы с тобой… прошло меньше… полтора года?…как будто столетия. Есть женщина, на которой я мечтал жениться, теперь не могу. Эта женщина мой идеал.

– А я не идеал? – икала, сдерживая слезы Галя.

– Нет! Ты мать моих сыновей.

– Если бы ты знал, что мне пришлось…

– Всем пришлось, каждому свое! – отрезал Василий. – Война, играть в поддавки не получится. Пелагея Ивановна стол накрывает, я не останусь, Егорка сам доберется, он по Москве шныряет точно крыса с подпаленным хвостом. Запомнила? Приду в среду.

– Васенька…

– До свидания!

Развернулся и ушел, хромая.

Заведующая ЗАГСом, очень похожая на ЕЕ, когда они пришли регистрировать брак, поковырялась в бумажках и возмущенно сдернула очки:

– Молодой человек! Вы подавали заявление с другой девушкой!

– С другой, – согласился Василий, – но обстоятельства, непреодолимые. Распишите меня, пожалуйста, с Галиной… как тебя по отчеству?

– Ивановна.

– С Галиной Ивановной Ковалевой. И если можно, не затягивая, впишите в документы наших сыновей Константина Васильевича Фролова и Владимира Васильевича.

– Как такое возможно? – свела брови заведующая ЗАГСом.

– Это война, – ответил Вася.

– Война, – эхом отозвалась заведующая. – Давайте свои паспорта.

Погорелово – Ленинград

Митяй из башкирского санатория ехал в Омск с остановками, с ночевками на станциях, меняя поезда, вагоны, попутчиков, – пять дней. Высокий, здоровый, косая сажень в плечах, в лейтенантской форме. Никаких зримых увечий, кто скажет, что демобилизованный инвалид? Повезло парню, отпуск дали. Отпуск так отпуск, не рассказывать же попутчикам про эпилепсию и припадки – стыдно. Хотя попутчики его и откачивали – на последнем перегоне случился приступ.

Их, эти чертовы приступы, он не мог предчувствовать – ни в санатории, ни в пути следования. Вот он сидел за столом, смотрел в окно на поезд, мчащийся в противоположном направлении. А вот, буквально следующую секунду, почему-то лежит на полу, в рот ему пихают черенок деревянной ложки, вокруг суетятся испуганные люди. Ему совершенно не больно, только зверски хочется спать, а говорят, что в судорогах он корчился страшно, боялись, язык откусит.

О дате приезда Митяй специально не сообщил, хотел сделать сюрприз. Часть пути до села он проехал на попутке, верст пять нужно было идти пешком.

Митяй напевал:

Бор густой, бор густой,А в бору девчата,Сибирячки, как огонь,С переливами гармонь,С переливами гармонь,С огоньком ребята!