Возвращение

– Насколько он велик?

– С такого расстояния сложно сказать, но не больше сорока метров в поперечнике.

– Ладно. Смотри внимательно во все стороны, хорошо? Столкновения нам не нужны.

– Да, Чейз, – послушно согласилась Белль. – Но беспокоиться не о чем. Мы можем пройти сквозь них с выключенными телескопами и сканерами, и шансы на удар обо что-нибудь все равно будут минимальными.

Мы рассчитали наше прибытие таким образом, чтобы при входе в Пояс не только пересекать его, но и двигаться в том же направлении, что астероиды, привязанные к орбитам. Естественно, это уменьшало шансы на столкновение. Но пространство вокруг нас и впрямь выглядело пустым.

Наконец появился Алекс:

– Видишь что-нибудь?

– Только пару каменных глыб, – ответила я.

– Не совсем то, чего я ожидал.

– Мне тоже так кажется. Белль говорит, что мы спокойно можем лететь сквозь них с завязанными глазами.

– В самом деле? Ты так и сказала, Белль?

– Слегка по-другому.

– Что ж, рад слышать. Мы уже обнаружили Ларису?

– Белль? – спросила я.

– Пока нет. Но теперь ее можно увидеть в любой момент.

Мы вернулись в пассажирский салон и позавтракали. За последние несколько лет я привыкла смотреть утренние новости, и в полете мне очень их не хватало. Алекс предложил записать часть новостей до отлета с Окраины и посмотреть в пути.

– Это будут уже старые новости, – сказала я.

– Новости всегда старые, – ответил он. – Хороших журналистов больше не осталось.

Алекс не любил журналистов – по крайней мере, ведущих ток-шоу, поскольку они зарабатывали на жизнь тем, что приглашали к себе тех, кто критиковал Алекса. Он всегда делал вид, будто выражения вроде «грабитель могил» нисколько его не задевают, но я замечала, что порой они больно ранили его. Думаю, отчасти это было следствием попыток Гейба отговорить Алекса от выбранной им карьеры. Гейб, по словам Алекса, никогда не злился в открытую, но его недовольство порой прорывалось наружу. Как я полагала, к моменту возвращения Гейба в 1440 году Алекс нашел бы способ восстановить прежние отношения. Он уже понял, что жизнь без дяди – не то, что ему нужно. И он, конечно, хотел одобрительного отношения к себе со стороны Гейба, хотя в разговоре стал бы это отрицать.

Мою мать Алекс не очень интересовал, но, когда я устроилась к нему, ей это не понравилось. Отговаривать меня она, однако, не стала, понимая, что в таком случае я стану пропадать в загородном доме. Итак, мать, как могла, скрывала свое отношение к Алексу, прорывавшееся лишь изредка – после сюжета в новостях или моих неудачных попыток объяснить, чем именно он занимается. Она едва сдерживалась, чтобы не закатить глаза. Помню, лишь один раз она высказалась прямо – после событий на Салуде Дальнем, которые чуть не привели к катастрофе. Не могу в точности воспроизвести ее фразу, но сказано было примерно так: люди всегда будут помнить его как героя, и он, безусловно, оказался в нужное время в нужном месте, но все равно мир для него – не более чем источник денег. По словам матери, он изображал страсть к историческим реликвиям, но эта страсть зависела от их продажной цены.

Я знала Алекса намного лучше ее. Да, он не отказывался зарабатывать на артефактах. То, что было открыто всему миру, с его точки зрения, принадлежало всем. Найдя что-нибудь, он не считал, что обязан отдать находку в музей. Он поставлял артефакты коллекционерам, людям, которые ценили их, – как Линда Тэлботт, готовая устроить празднество вокруг простого кресла.

Я видела, что клиенты Алекса получают куда больше удовольствия от артефактов, чем любой посетитель музея. Понимаю, как это выглядит, но именно эта мысль промелькнула у меня в голове во время того полета, когда у нас появился реальный шанс обнаружить находку громадной исторической важности. И поэтому не стоит удивляться, что я едва не свалилась с кресла, услышав голос Белль:

– Все в порядке, Чейз. Астероид в пределах видимости.

Она вывела его изображение на дисплей – светящееся пятнышко в небе, неотличимое от звезд. Однако его положение менялось у нас на глазах.

– Сколько еще? – спросила я.

– Минут сорок.

Напряжение росло. Даже Белль, казалось, занервничала и даже не начала обратный отсчет, как делала всегда накануне важного события. Минут пятнадцать мы летели почти в полной тишине. Наконец Белль вновь заговорила:

– На нем огни.

– Огни? – переспросила я.

– Этого я не ожидал, – проговорил сидевший рядом Алекс.

Белль увеличила масштаб картинки на дисплее. На фоне астероида виднелись три или четыре огонька, но деталей различить было еще нельзя.

– До него сто двадцать километров, – сказала Белль.

– Может быть, это отражения? – спросил Алекс.

– Может быть, – кивнула я. – От того, что лежит на поверхности.

По мере приближения огни становились все ярче, превращаясь в очертания окон.

– Похоже, там есть какое-то сооружение, – сказала Белль.

Это оказался дом – наподобие того, что построила Линда, только шире, с закругленными углами и с башней сбоку.

– Белль, попробуй их вызвать, – велел Алекс. – И выясни, есть ли там кто-нибудь.

Едва он закончил фразу, как Белль объявила:

– Алекс, нас вызывают.

– Соедини.