Возвращение Амура

– Какая грустная история, но я рад за вас, мадемуазель. В нашем доме вы найдете самый теплый прием. Будьте гостьей, сколько захотите. Все мы – ваши хорошие друзья, а Екатерина Николаевна станет вам лучшей подругой. Не правда ли, дорогая?

– Да-да, конечно, – улыбнулась хозяйка. – Нам обеим будет не так одиноко.

Она тут же отвела соотечественницу в сторону, и они защебетали по-французски.

– Намучился с обозом-то, Иван Васильевич? – как-то виновато поглядывая на поручика, спросил Муравьев.

– Да все хорошо, Николай Николаевич, – ухватив этот взгляд и удивившись ему, ответил Вагранов. – А что-нибудь не так?

– Да, понимаешь, неловко вышло: тут, – Муравьев обвел руками пространство вокруг себя, – всего полно… ну, мебели и прочего… Все из красного дерева, доставлено из Петербурга… В общем, твоя работа получилась как будто впустую, ты уж, брат, извини нас с Екатериной Николаевной…

– Да что вы, Николай Николаевич, за что же извиняться… Отпишете ее куда-нибудь – в Дворянское собрание или еще куда… – Вагранов чувствовал себя ужасно неловко: он никогда не видел, чтобы генерал извинялся, тем более перед подчиненным. По физиономии одному врезал – было, еще в Абхазии, но чтобы извиняться…

– Знаете что? – вдруг воскликнул Муравьев. – А не пора ли нам поужинать? Вася, Миша, распорядитесь, а мы вслед за вами.

5

Николай Николаевич вставал рано, в шестом часу. Вот и сегодня, Катрин еще спала, а он уже, выпив чаю, сидел за работой. Адъютанты, Вагранов и Вася Муравьев, и секретарь Струве нужные бумаги готовили с вечера. Бумаг этих было великое множество, и во всех требовалось участие генерал-губернатора – какую кому и куда направить, какую подписать, а какую завизировать. Это новомодное словечко привез из Петербурга Бернгард Васильевич, подцепив его в министерстве иностранных дел, где начинал свою государственную службу. Николай Николаевич тосковал, читая жалобы, прошения, ходатайства, служебные отчеты и прочее рутинное бумаготворчество. Они были разложены на стопочки по принадлежности, Муравьев брал их по очереди, не пропуская и делая предпочтение только для срочной и столичной почты, и уныло отмечал, как медленно уменьшается их количество. Не то чтобы он уставал от такой работы – уставал, конечно, и голова начинала болеть, успокаиваясь лишь после завтрака в кругу близких, но усталость его не тревожила, привык за военные годы, – угнетала беспросветность последствий его участия во всех этих бумагах. Все они, за малым исключением, требовали дополнительных расходов казны, то есть решения министерства финансов, и, следовательно, были безнадежными по причине фантастической скаредности министра Вронченко, приумноженной его личной неприязнью к новоиспеченному генерал-губернатору.

Вспомнив, в который раз, финансового вельможу, Муравьев вздохнул: вот ведь чудо-юдо, сидит на деньгах, как Змей Горыныч на злате-серебре, всех держит на голодном пайке да еще экономии требует. На чем экономить-то, чиновников увольнять? Так их и так в Главном управлении менее шести десятков – и это на край в половину России! Вон судейские рыдают: дел скопилось – невпроворот, разбирать их – рук и голов не хватает, штат увеличить Петербург не позволит, а брать людей за штат – где деньги, чтобы оплатить эту нудную и неблагодарную работу? Хоть из своего жалованья нанимай, недаром сон на это намекал… Муравьев скривился, как от зубной боли, вспомнив свое прежнее скудное существование на армейское жалованье. Теперь, понятно, время другое и чин другой, с соответствующим окладом, который и тратить особо некуда, но ведь не единым днем живем – впереди и поездки по краю («государю похвалялся, что и до Камчатки доберусь»), на лечение в Европе средства потребуются, да и Ришмонов надо будет навестить… Так что ничего не поделаешь – придется по поводу судейских поклониться графу Вронченко: авось и разжалобится ясновельможный пан.

Муравьев усмехнулся, вспомнив, что ясновельможным паном его самого величали в Стоклишках крестьяне, более привычные к польскому подобострастию. Стоклишки… Проклятые и мучительные дни и ночи! Как же он ненавидел те хозяйственные заботы, и мог ли тогда, смел ли подумать, что всего лишь через семь лет будет благодарен им, когда тот скулодробительный опыт поможет ему, молодому губернатору, разобраться сначала в сельских проблемах Тульской губернии, а теперь помогает экономно пользоваться финансами здесь, в Восточной Сибири. Верно молвится: что ни творится, все пригодится, если по-умному распорядиться…

Вот именно – по-умному. Кто бы еще подсказал – где ума занять. А лучше – на кого положиться, кому доверить большие дела, самому со всеми, как ни крути, не справиться – нужны толковые, а главное, верные и исполнительные люди. Такие, как Вагранов, Вася, Миша Корсаков, Струве, Стадлер… Только мало их, мало, очень мало пока! Из столиц не назовешься, им карьера нужна, а тут вакансий – на пальцах можно перечесть. Надо местных искать, а пока от ненужных и вредных избавляться, всеми средствами!..