Возвращение блудного сына

Но руководство страны прохладно относилось к ней, а то и просто игнорировало её по инициативе некоторых агентов влияния ЦРУ в Москве.

А после развала СССР новое руководство Российской федерации поставило перед разведкой, по статусу никогда не формирующей собственные задачи, другие цели, о которые Рауль пока не ведал, продолжая работать по старинке.

Поэтому со временем у него постепенно появились оппоненты и недоброжелатели из разных слоёв населения аргентинской столицы.

Может быть, именно благодаря этому ему постепенно стали вырисовываться потенциальные агенты ЦРУ в Аргентине.

Возможно, и именно поэтому вскоре местное руководство ЦРУ попросило Руди не увлекаться маскировкой и поумерить свой пыл, не забывая передавать в печать и проамериканские статьи и заметки.

Гектор считал, что в сложившейся ситуации во внешней и внутренней политике аргентинского руководства, во время вербовки источников информации, особенно высокопоставленных, ему лучше это делать от имени ЦРУ США, а не СВР РФ.

Во-первых, в случае провала, ему было бы проще объяснить эту свою ипостась своим аргентинским родственникам, в первую очередь Исабель и дону Диего.

Во-вторых, так было бы проще и естественней выявить потенциальных недругов России, которых он бы оставил за собой.

А потенциальных друзей России он стал бы передавать для вербовки или резидентуре СВР в Буэнос-Айресе или своим руководителям в Москве.

Так он и поступал, пока в число потенциальных друзей России не стали попадать люди из русской диаспоры в Буэнос-Айресе. Ведь для выполнения другой части задания они были нужны ему самому. А работа с ними была очень тяжёлой. Ведь эмигранты – это неисчерпаемый, но весьма ненадёжный источник информации, так как их слова и действия бывают окрашены ненавистью к тем, кто их выдворил из прежней страны.

И они весьма ненадёжны, даже опасны, так как всегда являются лёгкой добычей для разведок, и подозрительным субъектом для контрразведки страны пребывания, то есть фактически пушечным мясо тайных войн.

Работа с эмигрантами из русской диаспоры в Буэнос-Айресе стала особой, самой трудной частью в разведывательной деятельности Гектора. Она не могла вестись им в достаточном объёме без раскрытия себя перед своей семьёй и ЦРУ. Поэтому была необходима её легализация, хотя бы перед американскими хозяевами Руди.

И если до поездок в Москву в 1998 году Рауль делал эту работу исподволь, больше пассивно собирая информацию, то после этого он решил найти аргументы для её обоснования. Для этого он встретился со своим куратором Фрэнком Брауном.

– «Фрэнк! Послушайте, что теперь у меня получается. Вот я, надеюсь успешно, поработал с Кавалло. Мы с ним съездили в Россию и поучили русских капитализму. Заметьте – нашему капитализму!» – начал Руди.

Увидев, что куратор как-то даже поёжился, он всё равно продолжил: – «Теперь я здесь, в Буэнос-Айресе, думаю: а что, если нам ещё и поработать здесь с русскими эмигрантами? Например, сформировать здесь, у них, влияние на Москву».

Фрэнк Браун немного поморщился. Большие материи в политике были от него явно далеки. Потому, ощущая своё интеллектуальное превосходство перед ним, Рауль уверенней сказал:

– «Как я понял, Россия хочет дружить с Аргентиной. Фрэнк, а нам это надо?!» – задал он верзиле простой вопрос, заранее зная ответ на него.

И не дожидаясь, снова продолжил:

– «Я думаю, нам, американцам, всё же не удастся помешать этому. Так давайте этот процесс мы… оседлаем! Наверняка эмиссары Москвы попытаются здесь, в Буэнос-Айресе заигрывать с некоторыми представителями русской диаспоры, привлекая их на свою сторону».

Фрэнк Браун понимающе закивал головой, улыбаясь от понимания, что его посвящают в высокие материи закулисной политики, а Руди продолжал:

– «Так я предлагаю нам вмешаться в этот процесс, заиметь в русской диаспоре своих агентов. И пусть именно они оказывают влияние на процесс сближения с Россией, но для нашей пользы».

Выждав паузу, пока куратор видимо что-то соображал в уме, Руди продолжил мысль: